пошлину!
– Дорвуд брал двойную пошлину. И ты его за это корил.
– Поговори у меня еще тут! – Бернад ударил кулаком о стол, – Это не жадность, а возмездие. Пустые деньги удел пустых людей. Но эта страна на них стоит. Нет смысла что-то менять сейчас, когда в затылок дышат враги! Иногда я думаю, что они никогда не спят. Днем и ночью что-то пакостят, там укусят, тут… Ходят по границе, капают своей слюной, как бешеные псы, а нападать боятся, трусы. Эта война выпила нас досуха. Чертов Дорвуд, чтоб он сдох в могиле еще раз!
– Может, у восточников и нет цели нападать? Просто они знают, что потом у них не будет возможности все изменить. Так что они хотят от Теллостоса? – с каждым днем на Реборне оставалось все меньше одежды, а ткань становилась все тоньше и тоньше. Жара оставила на нем лишь рубаху из тончайшего шелка, три серебряные луны раскалывали темноту блестящей ткани: одна на груди, там, где сердце, и две на плечах.
– Во-первых, они спрашивают, будут ли поставки золотистой пшеницы в этом году.
– Идет война. Гражданская, если хочешь, – Реборн откинулся на высокую спинку стула, он выглядел уставшим, – Сейчас у многих перебои с поставками. Восточники не единственные.
– Нет. Единственные, – отрезал Бернад в своей извечной непримиримой манере, – Дело вовсе не в транзитных поставках.
– А в чем же тогда?
– Сорт золотистой пшеницы выращивается только на землях Теллостоса. Он идет на корм дойным коровам, из их молока делается элитное корширское вино.
– Может, оно и к лучшему. Это вино слишком дурманит разум.
Белый туман рваными клочьями затянул добрую половину города. Морской бриз леденил холодом раннего утра, разгоняя непроглядное влажное молоко. Реборн знал – обманчивая прохлада утра лишь временная передышка.
Он и не надеялся застать отца в хорошем настроении. Бернад даже не выпил за встречу – рог с крепким омусом стоял на столе, не испитый ни на каплю На него это было совсем не похоже.
– Очнись, Реборн! Это вино – добротный кусок их дохода, – недовольно ответил Бернад, – А распределением золотистой пшеницы занималась пшеничная вдова. Как заходит речь о пшенице – эта дрянная девка тут как тут!
Принц чувствовал буравящий взгляд отца и этот взгляд прожигал до костей. Король Бернад сидел во главе огромного стола и решительно упер ладони в твердую древесину. Он был в таком настроении, что возражать ему не имело смысла. Ему, вообще, возражать никогда не имело смысла.
– Я пошлю своих людей, они договорятся о поставках.
– Они хотят говорить только с ней, – отрезал Бернад, снова сжимая кулаки, – Одним Богам известно, о чем там они еще договаривались. Но, видимо, договоренности были очень выгодными, раз они посмели выдвигать нам условия. Поганец Дорвуд позволял своей дочке слишком много. Восточники думают, что она в курсе их дел. Что ж, иногда любовь ослепляет… Вот только я сомневаюсь, что девка в этом хоть что-то смыслит. Но их корабли не оставляют нам выбора!
– Отец,