солнышко уже высоко, и берет бразды правления в свои нежные теплые лучики. Вездесущие жаворонки поют жизнерадостные песенки о небе, о просторе, о нежной травке и вкусных букашках, у речки шумит камыш, создавая благостную атмосферу. Лето только началось, наперебой стрекочут кузнечики, словно рассказывают нам новости, но мы не вникаем, нам не интересны их дела, а им наших забот не понять. В этот чудесный день, вместо наслаждения природой, надо снова долбить породу.
А вот и карьер. Бригадир, ухмыльнувшись, пальцем вниз отправляет меня снова в яму. Я показываю ему израненные ладони, но его равнодушный к чужим страданиям взгляд четко дает понять, что тут не детский сад, никто о тебе маленьком заботиться не будет. И вот мои стопы глухо стучат об узкие ступеньки лестницы, ничего не поделаешь – спускаюсь в яму. Кое-как обматываю ладошки тряпицей, хоть немного защищу, про перчатки, кажись, тут никто и слухом не слыхивал.
– Эх, ухнем! Да еще раз ухнем!
Чтобы чем-то занять мозг, пою песни или считаю удары киркой. На меня нападает какое-то остервенение. Ярко воображаю, как моя кирка входит в породу, словно в мягкий пух, вгрызаюсь в нее, будто она не имеет ни веса, ни плотности. Постепенно замах становится точнее и мощнее, комья земли и камней разлетаются от меня, в разные стороны; где-то на пятой тысяче кирка попадает в огромную глыбу руды. С силой ударившись в твердь, сталь пружинит и, неловко меняя траекторию, попадает по ноге. Сильнейшая боль затмевает мне мозг, в глазах кровавая пелена от страха за ногу. Помню: по-звериному дико заорал, но вдруг перехватило горло. Захлебываюсь криком и не могу дышать, и еще откуда-то сверху здоровенным великаном наваливается темнота.
–Лену-уся, ну хватит, вот проказница, – мои безуспешные попытки поспать жена игриво прерывает тем, что щекочет губы перышком из подушки. Вынужденно открываю глаза и вижу счастливое, смеющееся лицо жены.
–Хватит спать, соня, вон солнышко давно стучит лучами в наше окошко, ты погляди во двор.
–Ле-ен, ну дай поспать еще капелюшку, – чуть приоткрываю веки, и они тут же сами собой закрываются. Лена водит перышком по губам, а я снова дергаю головой. Щекотно, перышко игриво скользит по губам не давая уснуть.
– Ле-ен, я тебя люблю.
– И я тебя люблю, моя соня-засоня.
Нежный голос жены мягким бальзамом влился мне в уши. Я в попытках ее поцеловать дергаю головой, обо что-то больно ударяюсь, открываю глаза и вижу юрту и Ашу в ней. Он терпеливо вливает в меня кумыс. Пока я смачно глотаю живительную жидкость, мой затуманенный взгляд натыкается еще и на Татума, сидящего поодаль.
–Ну, слава богам, очухался, – добросовестный Аша довольно улыбается. – Благословенный кумыс и мертвого подымет.
–Хех, Локус! Ну и заставил ты нас побеспокоиться. Второй день на руднике, и такое из ряда вон происшествие, – Татум делает огромные глаза и разводит руками. – Меня опять посещают мрачные мысли о некоем злом духе, обитающем на руднике.
– Сплюнь, Татум, сплюнь, – Аша шепчет слова какой-то молитвы.
Я,