их любимца к всемогуществу.
Агриппина злоупотребляла трусостью своего дяди, чтобы обращаться с ним грубо. Однажды одну из её кузин, Клавдию, привлекли к суду. Она знала, что это делается, чтобы ослабить её саму, нападая на её родственницу. Она ворвалась к Тиберию и застала его приносящим жертву перед статуей его предшественника. «Не тебе, – воскликнула она, – приносить жертвы в честь божественного Августа, когда ты преследуешь его детей. Дух этого бога не обитает в пустых изображениях: его истинный образ, живой, происходящий от его небесной крови, понимает свои опасности и облачается в траурные одежды».
Другой раз Агриппина заболела, и Тиберий пришёл её навестить. Тогда произошла сцена, которая покажется невероятной, но которая рассказана свидетелем, которого нельзя отвергнуть. Агриппина, несмотря на своё мужество и гордость, признала, что для управления римлянами нужен человек, способный на действия, а не женщина, чьи слова значили так же мало, как молитвы; что второй муж, которому она передаст престиж крови Августа, станет могущественным орудием для партии Германика. Она находилась под влиянием этой мысли, когда появился Тиберий. Сначала она встретила его угрюмым молчанием, затем рыданиями; наконец, буря, копившаяся в её сердце, разразилась, она потребовала от Тиберия помочь ей в её одиночестве, дать ей мужа; она ещё молода, у неё есть чувства, и добродетельная женщина может искать утешения только в браке. В Риме есть граждане, которые почтут за честь принять под свой кров вдову и детей Германика. Тиберий, столь же удивлённый этой вспышкой, сколь и испуганный ловушкой, которую она скрывала, не ответил, позволил себя угрожать, давить, оскорблять и удалился, не проронив ни слова. Этот рассказ взят из мемуаров самой дочери Агриппины, которая была свидетельницей этой сцены. Тацит утверждает, что скопировал его.
Эти колебания Агриппины, эти перемены, эти слезы доказывают не ее слабость, а слабость ее политики. Она была обманута Сеяном, который был ее злейшим врагом и всегда нападал на Тиберия, который был лишь орудием Сеяна. Хорошо заставить императора, единственного ответственного, почувствовать свою ответственность; однако при этом не следует попадать в сети его министров. Обвинять Тиберия, чтобы доверять Сеяну, было странным ослеплением. Агриппина знала, что ей легко справиться с Тиберием, и злоупотребляла этим. Одно кровавое слово удовлетворяло ее как успех и слишком утешало от последовательных неудач, которые она испытывала. Она встречает Домиция Афера, доносчика, который погубил ее кузину Лепиду. Домиций хочет уклониться от свирепой Агриппины; она делает ему знак приблизиться и произносит этот греческий стих: Ты не причина моей боли, это Агамемнон. Никогда Тиберий не получал более кровавого оскорбления, чем в тот день, когда Сеян тайно предупредил Агриппину, что Тиберий и Ливия хотят ее отравить. Новость даже не была правдоподобной, но Сеян рассчитал свой удар. Во дворце