что за вежливостью скрывалась надсмешка, но формально барон был прав, потому присудили считать случившееся несчастным случаем. Людовик велел соперникам пожать руки и забыть это неприятное происшествие. Словно почувствовав необходимость завершения состязаний, небо громыхнуло, и сильный дождь заставил всех зрителей спешно разбегаться. На поле остались одни слуги, которые понуро убирали следы сражения: разбитые щиты, поломанное оружие и падших лошадей среди набежавших луж.
Таким образом, перед следующим днем шансы несколько уравнялись: десять рыцарей де Блуа против отряда восьмерых французов с нормандцами.
Вечером произошло еще одно событие, невольной участницей которого стала я.
На пиру все украдкой обсуждали поступок барона. Многие знали его буйный нрав, поэтому боялись открыто выражать недовольство. К счастью, для сплетников он задерживался, и язвительные пересуды потекли рекой. Король был задумчив, не принимал участия в разговорах, наблюдая за жонглерами в центре зала.
Конечно, время от времени поднимались тосты за храбрость обеих сторон, но все же в них чувствовались тонкие уколы в сторону предводителя отряда желтых лилий. Еда вернула в благодушное состояние и Жана Бургундского, оказавшегося за столом рядом со мной. С каждым поднятым кубком он все громче похвалялся своей продуманной тактикой, которая бы позволила ему окончательно разметать соперников.
В зал вошел Филипп д’Аркур. Мне показалось, что он намеренно задержался в тени и нашел меня глазами. У меня заколотилось сердце от испуга. Этот человек страшил меня и пугал своим едва скрываемым вниманием. Заметив, кто мой сосед за столом, – он прикусил губу и пошел на свое место, бросая на меня косые взгляды. Пересуды стихали по мере приближения барона, и только веселый от вина бургундец, не обращая внимания на происходящее вокруг, горделиво продолжал вопить мне в лицо:
– Поверьте, сударыня. Если бы бой не остановили из-за выходки д’Аркура, его отряду пришлось бы несладко.
Как нарочно, мимо проходил сам барон. Он побледнел от ярости и желчно выкрикнул:
– Берегитесь, граф, госпожа д’Эвилль околдовала вас! Вы стали гораздо храбрее за ее столом, чем были на поле. Ведь там я вас видел только за спинами других рыцарей. Вы хорошо раздавали команды, вместо участия в схватке. Сейчас же под ее чарами вы бахвалитесь, что и вовсе победили один.
Бургундец побагровел и выпрыгнул из-за стола, но за него вступился сам король:
– Довольно, Филипп. Иначе мы будем вынужден тебя наказать. Вспомните, что вы враги только на ристалище, здесь вы мои вассалы и не должны устраивать распри. Никто в нашем присутствии не смеет подвергать сомнению доблесть одного из достойнейших рыцарей Бургундии, графа Шароле. Думается нам, барон, ты злишься из-за сегодняшней неудачи. Остынь, говорю я тебе, докажешь свою отвагу завтра!
Маргарита Прованская накрыла кистью сжатый в гневе кулак Людовика.
– Ваше величество, господь учит нас усмирять гнев.