прессу россказни о его тиранических намерениях, они преувеличивают его случающееся лишь время от времени участие в правоохранительной деятельности и распространяют ложь о его предполагаемых планах отправить десятки своих коллег-депутатов на Революционный трибунал и на гильотину. Заговорщики нарочно пугают «системой террора»: якобы теперь опасающиеся за свою жизнь депутаты больше не могут сомкнуть глаз ночью в своих постелях. Они смехотворным образом утверждают, будто бы он желает быть диктатором. Но Робеспьер не диктатор: «Если бы я им был, – мрачно заметил он, – мои враги склонились бы у моих ног».
В начале своей речи Робеспьер заявил, что в интересах восстановления гармонии он не собирается выдвигать обвинения. Однако по мере того, как он произносил свою речь, становилось ясно, что на самом деле он подразумевает совершенно конкретные цели, а именно группы аморальных, часто безбожных, а иногда и безжалостных людей, которые, как он считает, прибегнув к иностранной помощи, вот уже несколько месяцев строят козни против него и против республики. Бывшие дворяне, эмигранты и мошенники – он, должно быть, имеет в виду Досонвиля – проникли в верхушку КОБ. Финансовая администрация является еще одной целью. КОС держался подальше от финансовых дел, но последние законодательные инициативы, ударившие по мелким вкладчикам, служат признаком того, что Финансовый комитет Конвента, возглавляемый коллегами-депутатами Камбоном, Малларме и Рамелем, угодил в лапы коррупционеров и аристократов[96], а их глава казначейства, Лермина, оказался лицемерным контрреволюционером.
Примечательно, что Робеспьер не пощадил в своих словесных нападках и правительственные комитеты. По его словам, не только верхушка КОБ, кишащая контрреволюционерами, но и весь комитет поддержал Вадье, использовавшего дело Катрин Тео, чтобы подорвать его авторитет и выставить его посмешищем. КОС немногим лучше, и, хотя Робеспьер обычно избегает называть имена, понять, кого он имеет в виду, труда не составляет[97]. Армии могут побеждать в битвах на фронте, но военная политика – за которую отвечает его коллега из КОС Лазар Карно – угрожает высвободить тиранию. Вызывает беспокойство тот факт, что Париж остается беззащитным из-за решения Карно перебросить всю артиллерию столичных секций на фронт. Робеспьер избрал в качестве мишени еще одного коллегу, Барера; он порицает «академическую легкость», которую тот демонстрирует, объявляя о военных успехах и, таким образом, рискуя скатиться в «военный деспотизм». Робеспьер припас немало горьких слов в адрес своих коллег Бийо-Варенна и Жан-Мари Колло д’Эрбуа – пусть даже не называя напрямую их имен, – которые лицемерно заявляют о дружбе с ним, даже замышляя против него недоброе и перешептываясь о том, что он якобы новый Катилина, римский заговорщик, возжелавший стать диктатором, или же Писистрат, афинский тиран.
Контрреволюционные действия, которые