долю секунды.
Пусто.
И этого хватило.
Валентин ударил.
Ногой. С силой. В угол трубы.
Хруст железа. Брызги ржавой воды – в лицо, в потолок, на пол.
Он просунул руки сквозь прутья трубы, как в танке, дёрнул. Связанные руки – через металл. Потянул.
Валентин дёрнул ещё – и вырвался. Бросился.
Вцепился в грудки. Схватил. Глаза в глаза.
– Это тебе за крик. Это тебе за девочку.
Мужик вылетел, как мешок с гнилью, пробил стекло балкона. Падал не крича – падая, он улыбался.
Потому что он уже умер раньше.
Дверь балкона была разбита.
Осколки стекла – в проходе, на полу, в воздухе.
Валентин шагнул через них, не чувствуя ног.
Сосед лежал, раскинувшись, как выброшенный манекен. Один глаз смотрел в небо. Второй – уже в никуда. В горле торчал осколок стекла, длинный, как осколок льда, и из него хрипело. Не кровь – пена, как будто легкие пытались выкашлять грех.
Он пытался говорить. Рот двигался.
Но звук был не голосом, а предсмертной кашей.
Валентин смотрел.
Без победы. Без облегчения. Просто – смотрел.
И тут – заметил.
В углу балкона, где обычно хранят старые ведра, пакеты, сраные лыжи времён СССР – лежало что-то завёрнутое. Плотно. В белые мусорные пакеты, перевязанные скотчем.
Слишком плотно. Слишком правильно.
Он подошёл. Опустился. Протянул руку. Коснулся.
Ткань – промокшая. Пакет – порван. Изнутри – запах гнили и… чего-то ещё.
Он отдёрнул один край. Потом другой.
И увидел.
Старуха.
Та самая.
Бабушка. В чёрном. Та, что стояла в коридоре.
Только теперь – сухая, коричневая, как высушенная кожа.
Смотрела. Сквозь плёнку. Без глаз.
Горло сдавлено чем-то – может, ремень, может, просто пластик.
Волосы слиплись. Руки – сжаты.
Труп давно мёртвый. Не вчера. Не неделю назад. Месяц.
И Валентин понял:
– Это она была в подъезде. Это не глюк. Это – она. Уже мёртвая. Уже сказавшая всё, что могла.
Он сел на корточки.
Смотрел на неё.
Потом на соседа, который всё ещё хрипел.
Хрипел, как будто знал, что бабушка дошла до него. Даже после смерти.
До него дошло, как удар током.
Девочка.
Блядь. Девочка в ванной.
Он сорвался с места – пролетел коридор, задел стену, чуть не упал.
Дверь в ванную – приоткрыта. Свет тусклый, будто сам не хочет светить на то, что там.
Он толкнул дверь.
И замер.
Вся ванна – полная крови.
Не пятна. Не следы.
Как бассейн. Густой. Тёплый. Красный.
И она там.
Сквозь воду виден силуэт. Маленький. Сложенный.
Как будто легла отдохнуть – только руки – надрезаны. Длинно. Глубоко. Вертикально.
Он нырнул в воду, как