часто давал мне понять, что я тень в этом доме. Удобный предмет мебели. Всегда на месте. Всегда выполняю свою функцию.
Иногда я завидовала детям, которым на ночь читали сказки. Мне никто не читал. Но я научилась придумывать их сама.
О мире, где меня нет рядом с ним. Где я свободна. Где я не боюсь.
В детстве я представляла, что живу в заточении у дракона, а однажды придёт прекрасный принц и спасёт меня. Но довольно быстро поняла: такие иллюзии опасны. От них больнее, чем от правды.
Когда-то и он был для моей мамы прекрасным принцем. И чем всё закончилось?
Иногда в голову заползали мысли, от которых я пугалась самой себя: а что если бы он умер… Но я гнала их прочь. Потому что за ними всегда приходила вина. Так думать – значит быть плохим человеком. А хуже всего – стать как он.
Стать как он. Вот чего я боялась больше всего в жизни.
Жизнь девочки наедине с отцом – уже тяжела. Даже если бы он был любящим человеком. Но с ним…
Однажды утром я проснулась от резкой боли в животе. Сначала подумала, что это просто дурной сон. Но когда села в постели – увидела: простыня вся в крови.
Паника сжала горло. Я застыла, не в силах пошевелиться. Сердце стучало слишком быстро. В голове пронеслась тысяча мыслей – я больна? Умираю? Что со мной?
А потом – медленно, как через вату – пришло осознание. Это месячные.
Я знала, что они должны начаться. Мне было уже четырнадцать, и я переживала, что слишком поздно. Но даже с этой мыслью я не была готова. Всё равно было страшно. Очень страшно.
Дрожащими ногами я бросилась в ванную, сдёрнула с себя одежду, включила воду. Тёплая струя смывала кровь, но не могла стереть ни страх, ни растерянность.
Что теперь? Как сказать об этом отцу? Мне нужны прокладки. Один разговор с ним – уже кошмар. Но другого выхода не было.
Тётя Маргарет приедет только через восемь месяцев. А я – одна.
Когда он проснулся, я, красная от стыда, подошла к нему.
– У меня… – я сглотнула. – Начались месячные…
Он скривился, как будто я сказала что-то мерзкое.
– О господи… Теперь ещё и на твои затычки тратиться, – буркнул раздражённо, достал из бумажника несколько долларов и сунул мне в ладонь.
Я выбежала из дома, сдерживая слёзы. Его слова будто опустошили меня. Стало только хуже. Гораздо хуже.
Дорога до магазина казалась бесконечной, хотя он был всего в квартале от дома. Когда я вошла, мне стало ещё хуже. Как подойти к продавщице и сказать?
Но Бэтси – женщина средних лет, добрая, с мягким голосом – посмотрела на меня, и, кажется, всё поняла.
– Пэм, тебе что-то нужно? Ты сегодня рано.
Я сглотнула. Лицо горело.
– Мне… мне нужны прокладки, – выдавила я, опуская глаза.
– А, понятно. Пойдём, подберём, – ответила она так, будто я попросила у неё сахар. Просто, спокойно, без тени осуждения.
– Вот, держи. Если живот будет сильно болеть – можешь принять обезболивающее. Но если не поможет, обязательно скажи Маргарет, пусть она сводит тебя к гинекологу. Хорошо?
Я