и закончились только в 1603 году в связи со смертью обесчещенной им некогда «девки Палажки», несчастливо попавшей в ту злосчастную ночь под разудалую десницу епископа. Дело наконец-то закрыли, и гродские судьи оправдали Кирилла тем, что был он «очень пьян»…
К середине лета того же веселого 1594 года наш епископ вполне уже успел оправиться от «оскорблений» Палажки и Адама Закревского и от зимних позывов в суд, – и впереди его ждали новые подвиги такого же рода. И вот в уряд гродский поступают новые жалобы на его залихватство и велию неутомимость все того же привычного рода: о насилиях, отчуждениях в свою пользу имущества и вооруженных наездах, – все, уже набившее сущую оскомину судьям и церковному люду.
На этот раз без особых на то причин (впрочем, обозначение причинно-следственных связей в деяниях епископа Кирилла – особенно сложный вопрос. Разве были какие-либо причины к зимним грабежам и «гвалту» Палажки и Адама Закревского?.. Захотелось хмельному владыке размяться – пожалуйте в Фалимичский замок повеселиться) превелебный Кирилл насильственным образом привласнил себе имущество умершей жены шляхтича Обуховича. Обиженный вдовец Обухович напрасно жаловался в уряд гродский, ибо и этот иск, как и многие предыдущие, был благополучно и мирно спущен в подземное вместилище под Стырову башню канцелярским писарчуком и буркграбим наместником Юрием Кошиковским, и здесь же и позабыт до той поры, пока я его не извлек на свет Божий.
Суть нового дела в проявлении своем была привычна и надоедлива, как однообразное жужжание мухи: 30 июля 1594 года земляне господарские Смыковские вкупе с господиней своей шляхетной пани Богдановой Смыковской преправили в уряд гродский жалобу в том, что превелебный Кирилл, лично (тут я с усмешкой вообразил, как велебный в Бозе владыка размахивает козацкой домахой, сидя в бордовой оксамитовой рясе по-женски бочком на кобыле, и призывает оршак свой к отважной битве «за торжество правды» в Луцкой епископии) напал на земли Смыковские с отрядом «приятелей, слуг, бояр и гайдуков» – всего по счету было двести разбойников, конных и пеших, вооруженных гаковницами, полгаками и ручницами, не считая домах, пик и ножей. Напав таким образом и выгнав законных владельцев Смыкова, то есть помянутую пани Богданову Смыковскую, епископ Кирилл распахал межи, употребив для того сто плугов, «и завладел землями села Смыкова».
Похоже, что и это преступление епископа Кирилла, будущего вдохновителя и творца на нашей земле злосчастной унии, тоже осталось не отомщенным законным порядком, ибо никаких сведений о том в Актовых книгах гродского уряда я не обрел.
Ну а о такой досадной мелочи, как жалоба священника Саввы Фалицкого на Кирилла, можно было бы и вовсе умолчать. Всего-навсего посажен был преосвященным в тюрьму с женою его и детьми, где Кирилл морил их «голодом и холодом шестнадцать недель, а все их имущество взял на себя». Знать, вины Фалицкого были таковы, потому жалоба пострадавшего и вовсе не рассматривалась.
А