замахала на него руками:
– Опять ты про это вспоминать вздумал. Уж не надеешься ли отвлечь меня от мыслей?
– Почему бы и нет? – Зорин крякнул и выпрямил спину по-военному. – Давай я тебе, матушка, баек каких расскажу.
– Отстань, не до них мне сейчас. Уж десять лет минуло, как мы французов с нашей землицы прогнали, а ты всё никак не навоюешься, не успокоишься… Лучше посоветуй, как мне с Анной поступить? Простить али вычёркивать её из духовного…
– Да ты б объяснила мне, из-за чего ссора у вас вышла. Может, и посоветую что.
Княгиня протянула Константину Фёдоровичу сухую руку и сказала:
– Лечь хочу.
Оказавшись на мягкой тахте у окна, княгиня вздохнула и выложила всё как на духу про капризы и проделки взбалмошной девчонки, про нежелание Аннет вести себя сообразно своему возрасту и положению, про вредные и даже опасные идеи, что посещают голову любимой внучки. Генерал только покрякивал и раза три сказал: «Да-а-а уж».
– И что после этого всего прикажешь мне делать? – Анна Павловна опять разгорячилась и с новой силой засверкала глазами. – Пожалуй, всё же стоит вычеркнуть её… Иди-ка, голубчик, пошли за душеприказчиком. И попроси у Агаты что-нибудь покрепче для меня. От нервов.
Зорин поднялся, оправил мундир и вышел, но направился не в прихожую, где всегда обитал мальчишка для разных срочных посылов, а в противоположную сторону, в левое крыло, где занимали комнаты проживающие и гостившие в доме, в том числе Аннет.
В дальнем углу оранжереи, где стоял ящик с покрытым бледно-розовыми цветами кустом, копошился молодой садовник. Не обращая внимания на вошедших, он продолжал свои манипуляции, обмазывая ветки и торчащие из земли корни какой-то едкой тягучей субстанцией. Делал он это крайне старательно и от этого очень медленно.
– Вот здесь мы с маман стояли и смотрели аккурат на Picea abies. – Пётр Лисин протянул вперед руку и тут же пояснил ставшим рядом Фирсу Львовичу и Борису: – Так ёлка по-научному называется.
– И что ёлка? – переспросил Добронравов, пытаясь уловить суть.
– Ничего, стоит как стояла, – пожал плечами Пётр.
В разговор вмешалась Ольга Григорьевна. Протиснувшись к сыну ближе, она принялась в подробностях описывать блаженную тишину, что была в оранжерее в то время.
– Хотя нет, какая ж там тишина была? – перебила сама себя Лисина. – Это в другой раз. Перепутала я, извиняюсь. А вот сегодня, как вы после завтрака разошлись все, я по делам сходила. И вспомнила, что к Петруше вопрос у меня есть, пошла искать.
На лице Фирса Львовича отразилось недоумение. Почему эта женщина не может ответить на заданный вопрос прямо? Обязательно заведёт разговор в непонятную сторону, так что и вспомнить, с чего всё началось, невозможно. Но придётся потерпеть, никто другой сейчас об этом не расскажет. Сделав усилие над собой, Мелех надел маску крайней заинтересованности.
– Очень, очень увлекательно, – он попытался так изогнуть шею, чтобы увидеть, куда только что показывал