громко всхлипнула и, не сбавляя шага, пронеслась мимо.
Борис проводил взглядом плачущую барышню и направился вниз, чтобы узнать, что же всё-таки произошло.
Перед распахнутыми настежь стеклянными дверьми в сад в несуразно большом кресле на колёсах сидела сгорбленная старушка и молчала. Плотно сжатые губы, сдвинутые брови и холодный взгляд как-то не вязались с её миниатюрным телом. Даже меховые накидки и шали не делали фигуру княгини Рагозиной больше, чем она была на самом деле. Вокруг кресла неловко топталась служанка, то поправляя накидки, то пытаясь их снять.
– Двери! – громогласно скомандовал подоспевший генерал. – Закройте эти чёртовы двери!
Лакеи бросились исполнять. Наконец в столовой сделалось теплее, и служанка начала раздевать княгиню. Константин Фёдорович наклонился к старушке.
– Матушка, голубка моя, что тут у вас творится?
Та в ответ лишь сверкнула глазами.
– Они-с с Анной Сергевной поругали-с, – тихо начала служанка, развязывая кашемировый платок, что был надет на голову княгини поверх чепца.
– Цыц! – неожиданно для всех взревела княгиня, меняясь в лице, и рывком скинула с себя платок. – Нечего прислуге барские дела обсуждать. А ну пошла вон.
Служанка со страху попятилась и скрылась за дверьми, сквозь которые в столовую вошли Лисины, мать и сын. Увидев бескровное искажённое лицо княгини, Ольга Григорьевна молитвенно сложила руки и запричитала что-то себе под нос. Пётр остановился на почтительном расстоянии и склонил голову.
В это же время, но с другой стороны в комнате появились мадам Дабль и любопытствующий Борис. Экономка тут же оценила ситуацию и, подойдя к княгине, строгим голосом заявила, что Анне Павловне нужен отдых, что её сейчас же уложат в кровать, а приём есть ещё время отменить, и что надо бы послать за доктором…
– За доктором?! – резко вскинулась княгиня. – За душеприказчиком посылай. Буду завещание править. Раз не хочет по-хорошему, будет по-моему, – старуха заходила ходуном в кресле, исподлобья озирая стоявших вокруг неё. – А может, всех вас вычеркнуть и отписать всё на приюты?
Княгиня схватилась за сердце и часто задышала, закатив глаза. Зорин не мешкая сунул ей под нос пузырёк с нюхательной солью.
– Вот, дыши, матушка, дыши, – закудахтал он, делаясь похожим на жирную наседку. – Нервишки у тебя пошаливают. Нельзя так в нашем возрасте себя изводить.
– Я всё же настоят на отмене приёма, – воспользовавшись паузой, вставила мадам Дабль, – и срочно в постел уложит…
– Агата, прекрати тараторить. – Княгиня, отдышавшись, заговорила твёрдо и медленно: – Это так тебе не идёт. Приём отменить не позволю. Иди, занимайся своими делами, обо мне найдётся кому побеспокоиться.
– Тогда я посылат за доктором, – не сдавалась француженка.
– Не вздумай! На всю Москву ославить меня хочешь? – вскинула брови Анна Павловна. – Как увидят его коляску у «Мраморного