и затхлому дыханию судьбы.
Фалазар мечтал это исправить. Точнее, ждал откровения, которое позволило бы ему стать голосом рока, наконец-то направившего взор на правильную цель. Ради справедливости – ради старого мира. И почему, думал Фалазар, его город, касавшийся макушкой самих небес, перестал блестеть, восхищая величайших царей? Почему фундамент его оказался так непрочен?
Вот бы все стало как раньше.
Сейчас, вернувшись домой – жил один, когда перебирался в Карфаген, не пожалел денег, чтобы избавиться от мерзкой компании соседей, – Фалазар поставил ларец на столик, заваленный папирусами и редкими книгами – грузом долгих лет. Чувствовал, как нечто грядет – будто роковая музыка, склеивающая мироздание, зазвучала громче и яростней; в ней загремел металл войны. Чувствовал – и обязан был узнать первым.
Подумать только – у выскочки-карфагенянина получилось! Как же все-таки легко управлять теми, кто бежит за мечтой со всех ног и готов на любые авантюры, лишь бы ускориться еще, сравниться в проворности с четырьмя ветрами мира. Особо хвастливые говорят, что страна Медных Барабанов – фантасмагория, полная опасностей, а добыть Драконий Камень – подвиг, достойный поэтической легенды, что сохранится в веках и свяжет поколения своим разгульным слогом. Ха! Как бы не так! Теперь туда отправляются все, кому не лень, все, кто находит в себе хоть каплю смелости. И даже легендами о героизме кафарагенянин не потешится. Так легко оказалось оставить его ни с чем: без Драконьего Камня и без денег, которые те оборванцы согласились стащить за одну только наводку; даже вернули спешно содранного халцедонового скарабея, чтобы никак не связывать себя с карфагенянином-выскочкой, чтобы деньги остались девственно чистыми. Вот она, цена столь ненавистной ему карфагенской жадности.
Фалазар так разнервничался, что во рту пересохло. Сделал глоток травяного отвара из глиняной чаши – всегда выпивал по несколько порций в день, для чистоты сознания: чтобы научиться понимать язык звезд и слышать подсказки судьбы, произносимые легким полуденным шепотом.
Открыл ларец. Внутри переливался Драконий Камень, сверкал жилками. Нельзя брать в руки – Фалазар знал, не просто так носил с собой ларец; и даже заплатил выскочке-купцу сверх необходимого – сам от себя такого не ожидал – за причиненные неудобства.
Но это мелочи. Главное, дело сделано. Осталось…
Осталось что?
Он вернулся к текстам. Память порой подводила, и Фалазар старался держать их под рукой, чтобы найти нужное, когда нить воспоминания ускользает в самый неподходящий момент. Фалазар зашуршал папирусами и толстыми книжными страницами, но вдруг остановился – услышал шипение, будто огромная змея заползла в дом. Даже вскочил, обернулся – ничего. Может, показалось?
Шипение прозвучало вновь. На этот раз Фалазар понял, откуда оно. Успел проклясть купца, догадавшись, что тот сделал. Повернулся к ларцу.
Опасения не подтвердились – нет, на рынке в ларец не подсунули маленькую смертоносную змею.