та еще морока, хлопот не оберешься. Оставались только птицы с оперением краше радуги, разбросанные по миру: среди благословенных лесов Индии, вдоль берегов Тигра и Евфрата, в сокрытых туманами неизведанных землях. Все – не то. Ведь фениксы… фениксы…
Погруженный в мечты, Баалатон даже не заметил, как заплутал. Привык, что ноги сами выводят куда надо. В этот раз осекся.
И заплутавшего Баалатона заметил кое-кто другой.
Первый удар пришелся в спину. Не ожидавший беды Баалатон тут же повалился, успев перевернуться лицом вверх. Второй удар – уже ногой – в живот. Третий – почти сразу же – в бок.
– Проклятье! – заорал Баалатон, закашлявшись. – Во имя Эшмуна, что…
Над ним стояли трое с сальными улыбочками. На узкой и пустой улочке, в разгар дня, когда все карфагеняне разбежались по делам, эти – караулили. Растрепанные, с неухоженными бородами и с хищным, почти звериным блеском в глазах; так, наверное, выглядели бы волки, реши они проучить собаку-предательницу, принявшую человечью ласку и теплый кров.
– Ну уж прости, – хмыкнул один из трех. – Ты слишком сильно звенел.
– Я не позволю вам… – начал было Баалатон, но тут же стиснул зубы. Сперва – от подступившей тошноты, потом – от удара. И еще одного. И еще.
Почувствовал, как с пояса отстегивают увесистый мешочек, как шарят по тунике в поисках других интересностей, срывают с шеи халцедоновый амулет, подаренный Фивой, и оставляют только кольца на руках, которые показались то ли безвкусными, то ли – чересчур дешевыми. Не найдя ничего больше, наносят последний удар.
– Ну вот такие дела, – раздался все тот же голос. – И, если что, лицо – это не мы. Посмотри сам.
Все трое рассмеялись – грубо, словно в уши сыпался песок вперемешку с мелкой галькой, – и ушли.
Баалатон приподнялся на локтях. Сплюнул кровью, отряхнул испачканную тунику. Нет, стучало в висках, все не может снова идти по кругу! Опять – падать, опять – вставать! Он отправился в мерзкую страну Медных Барабанов, он отказался от золотого песка ради Драконьего Камня, он вытерпел халдея, он, он… да он сделал все, что в его в силах! Как и всегда! Все, на что многие не согласятся, о чем даже не подумают, – и теперь это кончится вот так?!
Баалатон не желал верить. Были бы обычные деньги – полбеды, но это деньги, омытые его многолетним страданием, деньги, таившие, как сочные апельсины таят мелкие косточки, зернышки мечты. И закончить все вот так… нет!
Чуть не выкрикнул вслух.
Ударил бы кулаком по земле, уже собирался, но передумал; хватит ран и царапин. Встал, пошатываясь, и посмотрел на холм Бирса, ища ответов у всезнающих богов.
И прозрел.
Конечно, ничего не кончилось! Как он мог так подумать? У него ведь еще есть шанс – и, может, более надежный, чем сделка с халдеем.
Шанс этот утром спал в его доме на одном из сундуков.
Сознание Грутсланга было здесь и далеко за морем одновременно, глаза видели опостылевшую сырую пещеру и великолепие любимого