свои ручонки и сказал:
– Нет, ну что ты! Грешно мне жаловаться на твоё гостеприимство. Редкий домовой сытостью и обновками может похвастаться, стали нас люди забывать. Боялся я за княжича, да понять не мог, отчего: в моих видениях он ни жив и ни мёртв, как упырь, но неподвижный. А теперь я наверняка знаю: не воротится, беда его ждёт.
– Ты до сих пор их видишь? – Спросила княжна, позабыв о старомодных словосочетаниях. Её затрясло.
Он кивнул.
– Что сейчас с моим братом?
– Я не ведаю, княжна. Прости неразумного. Но уняться не могу: и холодит, и колет меня, словно сам стою над могилою.
Слёзы градом покатились по её щекам. Домовой боязливо подошёл ближе и потряс подол её сарафана, привлекая внимание.
– Полно плакать, – сказал он, – коли помочь брату собираешься, надо тебе самой на Чёрную гору ехать.
– Как же мне сбежать? Денно и нощно за мной приглядывают, дверь на засов запирают. Я сижу как в темнице!
– Вот, держи, – домовой достал из-за пазухи два маленьких стеклянных пузырька, в которых вихрилась мутная серо-зелёная вода. – Подарок от банника с русалками. Один разведи в ковше с водой и окропляй метёлкой всех, кто встанет на твоём пути – мигом дремать завялятся.
– А второй? – Недоверчиво уточнила она.
– На всякий случай напои им свою мать. Одной метёлки ей маловато будет. Сильная княжна… Если сделаешь это, она уснёт до полудня. Погоню не успеет пустить.
Белава приняла дар дрожащими руками. Домовой продолжил наставления:
– Ещё ты должна взять три тряпичные ладанки и в первую насыпать горсть земли из-под печи, дабы не забыть тепло и добро отчего терема. Во вторую – щепоть из-под приворотной вереи, дабы не запамятовать вход во двор. А в третью – пригоршню с росстаней дорог, дабы не заплутать на грядущих путях и перепутьях и в конце отыскать дорогу в родные земли. Весь пути ладанки держи при себе.
Белава кивнула. Знала бы – сама бы брату сказала. Она сомневалась, что мать об этом позаботилась.
– Выходи после заката, но до полуночи. В конюшне тебя будет ждать осёдланная чубарая кобыла. Я расскажу ей, как до Чёрной горы доехать. Скачи без оглядки, авось раньше княжича доберёшься.
– Милый мой, родимый, – взвыла Белава, – доберусь я – и как мне брата назад воротить? Не послушает он! Упрям как вол, ежели что делать задумал.
– Это уж сама решай. Тут я тебе, увы, не советчик. Сокрыты от меня души человеческие.
– Хорошо. – Махнула рукой Белава, глубоко дыша и возвращая себе трезвость разума. – Доберусь я до горы. Коли Тихомира своими доводами не отговорю, то… что мне с чудищем-то делать? Нет во мне ни силушки богатырской, ни знаний колдовских.
– Так ли нет? – Подозрительно сощурился домовой.
Она воскликнула:
– Не те! На кой ему мирные дары и заговоры? Большего я не умею.
Нечистик почесал затылок и сказал:
– Незнакомо мне то чудище, но говорят, будто в нём и человеческое есть. Попробуй хоть поговорить с ним. Всем слово ласковое мило.
– А если оно