в пункт своей постоянной дислокации. В очередную осень я с надеждой в голосе спрашивал его:
– Останешься, брат?
– Поеду… – задумчиво отвечал он.
– А как же Красная Тропа, все песни-то твои? – пытался укоризненно спровоцировать его я.
– Понимаешь, Волк, когда выпадает снег, он засыпает Красную Тропу и её плохо видно!
Эта фраза, как и многие другие, навсегда стали всеиндейским духовным достоянием.
Была в нём одна слабость, как в настоящем американском краснокожем.
Глешка пил, бухал, синячил, квасил. Не то чтобы постоянно (в резервации Чистый Луг был сухой закон), но редко отказывал себе, если подворачивался шанс. И совсем этого не стеснялся: а что, индейцы же пили, а я что – ляжка куриная?!
В этом наши с ним интересы расходились. Я не понимал сомнительного кайфа алкогольной интоксикации; мало того, был агрессивен, а в определённых дозах превращался в пассивный овощ с ватными руками и ногами и ситуацию не контролировал. А после контузии, употребляя огненную воду, мой мир сужался до триплекса танка «Т-72», через который я взирал на мутный мир и наносил превентивные удары по казавшимся мне враждебным целям и противникам. Иногда подбивали и мой танк, а посему пить я не особо любил – но пил.
Глешка работал всё лето на базе отдыха «Иволга», что стоит на живописном берегу Катуни между Усть-Семой и Верх-Баранголом. База принадлежала Бийскому химкомбинату и была для индейцев культовым сооружением. Кукуинские общинники – Перо, Рысёнок, Орёл и Чак – вложили в срубы базы свой титанический труд. Потом там работал Глешка, а после него всё досталось мне. В общем, базу мы называли «индейской» и дружили с Филимонычем, тогдашним директором. Однажды я даже видел там олимпийского чемпиона Карелина, которого привезли на вертолёте вместе с толпой бритоголовых крупномасштабных борцов вольного стиля, они тогда держали пол-Энска, а остальным городом довольствовались бойцы из клуба боевых искусств «Мангуст» и криминальные элементы.
Так вот, однажды заботливый Глешка договорился об устройстве меня на работу в «Иволгу» и утром мы должны были выдвинуться с Чистого Луга на смотрины к Филимонычу. Надо сказать, что местные зажиточные крестьяне и начальство ценили индейский труд. Считалось, что индейские гастарбайтеры не бухали, не воровали (чушь, конечно) и достойно управлялись с поставленными задачами. Утром, собирая свой рюкзак, я услышал, как в котомке Глешки что-то подозрительно звякнуло. Я в вопросительной надежде взглянул на него. Он, улыбаясь, утвердительно ответил глазами: «Да!»
Сердце взлетело к небесам, подобно орлу, впереди нас ждали великие приключения в парах огненной воды и это не могло не радовать! Я протянул страждущие руки к его котомке.
– Шниело! Каго! Не трожь! – праведно возмутился он. – На территории резервации не пьют!
Но, как только мы зашли за шлагбаум Чистого Луга, он резко остановился, запустил руку в мешок, достал бутылку плодово-ягодного