в Казахстан через Чуйскую долину, а сами, загрузив в выделенные «КамАЗы» юрты, женщин и нехитрый скарб, через Алтай двинулись на зов своего вождя.
Подхожу я к одной машине и говорю толстощёкому и бронзовокожему казаху:
– Тьяк шлар батор! Купи калькулятор! Батареек не надо, от Солнца заряжается, японский!
– На што он мэнэ? – хитро щурится казах.
– Дык, Назарбай вам теперь богатую жизнь устроит! Станешь баем сам, деньги пойдут, а считать их как?..
– Давай, однако, куплю, – одумался будущий бай.
Деньги сразу же были пущены на четыре бутылки.
Очнулся я у Глешки в утлой каморке, которую всем сторожам выделял щедрый Филимоныч. Бодун дикий, вкурить не могу: кто здесь и где я? Глешка недолго думает и всовывает мне в горло початую предпоследнюю бутылку. Пью через тошнотные позывы, легчает, вспоминаю начало светлого дня.
– Которая это?.. – осведомляюсь я у него.
– Седьмая! – отвечает мне гордо. – Одна на ночь осталась. Прикинь, этот день войдёт в индейские летописи как «День Восьми Бутылок»!
– Да уж… – рассеяно отвечаю я, ибо понимаю, что проспал свой танковый приход и сейчас нахожусь в ватной и тормозной стадии опьянения. Её я не любил, несмотря на мою закалку в десанте и уличных драках; в этой стадии я был беспомощен и жалок, как сопливый ути.
Мы перебазировались в сторожку к шлагбауму на въезде базы. Надо правду сказать, что дальнейшее я помнил урывками до самого интересного момента ночи. Вплывал в реальный мир, а потом зелёная Унчехила-змея, обвив меня, тянула на мутное дно сивушного бреда. За эту стадию я и не любил спиртное, а потом и вовсе от него отказался в пользу жаждующих.
Очнулся я от возмущения Глешки. Оказывается, на базе были гости и довольно таки уважаемые и авторитетные. Из самого Бийска приехала какая-то криминальная группировка и менты. Сейчас они гуляли на берегу в беседке и чинили свой бандитский передел города Бийска.
– Бледнолицые васичу! – возмущался угашенный Глешка. – Они что, озверели, что-ли?! Уже 11 часов ночи, а они музыку крутят!
По всей территории базы расставлены были плакаты с предупреждением сохранять тишину после 23.00. Но этот случай был особый, даже мой ватный мозг понимал это.
– Оставь их, – вяло возразил я.
– Я не стану спорить из-за одного столба дыма на моей священной земле! – распалился синий Глешка. – Застроим их!
И мы, допив последнюю, восьмую, бутылку, отправились к беседке, где мусорское начальство и бандитские паханы отмечали свой криминальный передел города. Я шёл как зомби за своим хозяином и мне было уже всё равно что будет – как Бубе из фильма «На Тропе Войны». А впереди, раздув руки, как у заправского качка и набычась, злобно пыхтел Глешка, вгоняя себя в боевой транс.
Пришли, стали напротив беседки, смотрим. Там сидят с одной стороны чахоточные урки, а по другую сторону – румянощёкие полнотелые мусора. Во главе стола