скрыть свое замешательство. Более того, есть даже такой тип людей, которые могут лгать только глазами». И все же Киёмия не мог исключить, что в глазах Судзуки проявится отблеск каких-то эмоций.
В тишине следственной комнаты он вдруг почувствовал что-то неестественное. Пропал звук, раздававшийся, когда Исэ печатал текст. Хотелось бы проверить, что случилось, однако отводить глаза от Судзуки сейчас нельзя. Вряд ли коллега мог задремать…
Щелк-щелк-щелк. Звук возобновился. Услышав его, Киёмия осознал, что звук щелкающих фрагментов пазла, напротив, прекратился. Он прищурился.
– Семьи у меня нет. Пожалуйста, четвертый вопрос, – с улыбкой сказал Судзуки.
– А любимая женщина у вас есть?
– Что? – Голос Судзуки звучал странно. – Вас устраивает такой вопрос? Я ведь уже рассказал, что семьи у меня нет.
– Любимая женщина не относится к категории «семья». Разумеется, вы можете скрыть персональную информацию. Достаточно ответить «да» или «нет».
– Нет. И не может быть.
Раздраженная реакция Судзуки выглядела притворной, и фрагменты пазла в голове Киёмии снова начали собираться.
– Это с моим-то лицом? И моим-то животом? Такой, как я, в принципе не может нравиться женщинам! Какой вы зловредный, господин сыщик… Вопрос ваш очень зловредный.
– Испытывать к кому-то положительные чувства – обычное дело. Безотносительно того, примет их другой человек или нет.
– Вы можете так говорить потому, что вы, господин сыщик, импозантный мужчина. А у такого недоделанного типа, как я, нет даже обычных прав.
– Тут как раз вы, господин Судзуки, заблуждаетесь. У меня всегда был негибкий характер. Я толком не умею шутить, и не раз люди были разочарованы тем, насколько я неинтересен как человек. Не помню, чтобы в своей жизни я нравился кому-то из женщин.
– И это притом что вы носите такой прекрасный пиджак? – На лице Судзуки появилась язвительная улыбка. В этом небрежно заданном вопросе просматривался жизненный путь, который он прошел.
– Я таким образом скрываю свою скучную сущность. Или, может быть, это оборотная сторона моего комплекса неполноценности… В какой-то момент я заметил, что стал патологически внимательно относиться к своей внешности. Малейшей помехи достаточно, чтобы я потерял внимание. Я не могу успокоиться, если моя заколка для галстука не находится на расстоянии пятнадцати сантиметров от шеи. Какое отверстие на ремне, тоже определено. И поскольку я не хочу, чтобы оно менялось, дошло до того, что я ограничиваю свой рацион. Это этап, когда, пожалуй, уже можно говорить о серьезном неврозе. – Киёмия слегка пожал плечами.
– Э-э? – протянул Судзуки и с интересом стал всматриваться в него.
Прием Киёмии был стандартным – следователь унижает себя аналогично тому, как это делает преступник, и таким образом пытается вызвать отклик в его душе. Бывали случаи, когда у преступников, захватывавших заложников, возникали товарищеские чувства по отношению к следователю,