что Дэн может донести. Хранение запрещённой литературы грозило десоциализацией, но она не сомневалась, что может ему доверять. Просто знала это. Он остался и после того, как утилизаторы забрали тело Леке, понимая насколько одиноко ей было бы сейчас в опустевшей квартире.
Их роман разгорался стремительно и ярко. Предстоящий отъезд Дэна на вахту подстёгивал, и они торопились любить. Не могли наговориться днями и оторваться друг от друга ночами. Иногда Нат даже было стыдно от того, что она совсем не грустила о бабушке. Скучала, сожалела, что не может рассказать ей, что нашла свою любовь, но не горевала. Она была счастлива и понимала, что Леке порадовалась бы за неё. Она начала читать религиозную литературу, и идея бессмертной души позволяла ей представить, что бабушка не полностью ушла, её дух покинул в ту ночь мёртвое тело и привёл Нат к пабу с живой музыкой. К Дэну. Ей нравилось думать, что Леке тут, охраняет её, как ангел, видит, насколько внучка счастлива, и это делает счастливой и её. Где бы она сейчас ни была…
Дэн встречал её после работы, и они шли в квартиру братьев. Натан готовил нехитрый ужин. Потом вместе сочиняли песню, она учила их читать, а Дэн показал ей несколько аккордов. Нат была в благоговейном трепете от ощущения гитары в руках, прикосновения к струнам, от звуков, которые извлекали её пальцы. Словно она прикасалась к прошлому, когда люди сами сочиняли музыку, пели и делали настоящие инструменты, а живые концерты знаменитостей собирали десятки тысяч фанатов.
А ещё она с детским любопытством наблюдала за близнецами. Как они что-то говорили в унисон или заканчивали друг за другом фразы, одинаково смеялись и ругались, были синхронны в жестах и мимике. Понимали и чувствовали друг друга без слов, даже на расстоянии. Нат подумала, что это прекрасно, когда ты настолько близок с кем-то, значит, никогда не будешь одинок. С другой стороны, они очень тяжело переносили разлуку, особенно Натан. Он был чуть более чувствительным и наивным, чем Дэн, которого на вахте лечил от тоски изнурительный физический труд, иногда в тяжёлых погодных условиях и в не самой приятной компании.
У рыбаков была рабочая привилегия – во время вахты они могли питаться свежей рыбой и морепродуктами, но только если выполнена дневная норма, которая периодически повышалась. Весь сверхплановый улов шёл на камбуз. Норма, определяемая ИИ, была рассчитана таким образом, что им приходилось каждый день при любой погоде – и в штиль, и в шторм тяжело работать в две смены по десять часов, чтобы наловить несколько килограммов команде на ужин. И то не всегда везло. Эта жалкая подачка была отличным стимулом для полуголодных людей, сидящих на рационе из протеиновых брикетов. То, что подавалось как привилегия, на самом деле было хитрым инструментом, повышающим работоспособность. Люди добровольно пахали на износ, подстёгивали друг друга, следя за тем, чтобы все выкладывались по полной, на тех, кто отлынивал, писали доносы, и они лишались своей порции и штрафовались в баллах. А некоторые писали доносы ради увеличения своей порции за счёт отсева лишних ртов. Кроме