указывает, что это было опасно для Гилельса, но думается, только наши соотечественники могут в полной мере понять, насколько опасно, чем это было чревато. Власти терпели – очень нужен был Гилельс. Но нервы ему портили, безо всякого сомнения, изрядно.
Теперь вернемся к семье – насколько она была бедной и, главное, «простой». Бедность в советское время – не показатель: в послереволюционные годы обнищали все. Да, нужда сопровождала эту семью: упоминается о ней и у Хентовой, и – уже приводившимися словами самого Гилельса – у Баренбойма, и у Гордона.
Но когда эта нужда в столь остром виде возникла? Вот слова самого Гилельса: «Да, годы были трудные, очень трудные. В малолетстве я этого не ощущал. Быть может, сохранялось еще какое-то материальное благополучие (курсив мой. – Е. Ф.). Потом стрелка начала падать…».
Нужно оценить сдержанность Эмиля Григорьевича – не мог же он в советское время прямо сказать в интервью для книги, что относительное материальное благополучие в их семье было до революции. Скромное, безусловно, но далекое от нищеты, как охарактеризовала дальнейшее Елизавета. А «стрелка падать» начала после малолетства Эмиля, то есть как раз когда окончательно установился новый и «самый счастливый» советский строй. Именно при этом строе умные люди и честные труженики, которыми были родители Гилельса, не в состоянии оказались обеспечить детей, делая это из последних сил. Ссылки на многодетность ничего не поясняют: их старшие дети были уже взрослыми и самостоятельными; другое дело, что они так же бедствовали по тем же причинам.
Интересно, как по-разному обыгрывали этот факт различные «заинтересованные лица». Идеологически ангажированные биографы (к коим в период создания книги о Гилельсе, безусловно, принадлежала и С. Хентова) исходили из аксиомы: бедность семьи Гилельсов – как и всех прочих – это, разумеется, тяжелое наследие царского режима! А вот советская власть из него сделала знаменитого музыканта, да разве бы при царе выходец из бедной семьи мог рассчитывать… И т. д., и т. п. В этой версии бедность выглядела достоинством.
В то же время в среде художественной интеллигенции была запущена версия о некой духовной ограниченности Гилельса (одним из ее авторов был Г. Г. Нейгауз). Причем поскольку в содержании его искусства этого уловить было никак нельзя, то акцентировали вот это самое происхождение, смещая при этом акцент с бедности на простоту, т. е. якобы невежественность семьи Гилельсов. Вместо материальных трудностей, которых в послереволюционное время не избежал никто и которые у российской интеллигенции вообще никогда пороком не считались, были изобретены якобы отсутствие в семье Гилельсов музыкальных, вообще художественных, корней, недостаток культуры… Значительно позднее, когда это стало идеологически безопасно – и когда уже ушел из жизни Эмиль Григорьевич, – к этой версии шумно присоединилась С. Хентова: в своей печально известной статье