они врали ему, что не боятся смерти.
Все врут.
Все.
Увлекшись этой мыслью, он крутил и крутил в пальцах нож, тот самый, который когда-то вручил рачонку вместе со всей своей жизнью – а затем забрал. Острие так маняще сверкало, а разлом пел все громче: Рогар мог поклясться, что различает каждую отдельную вибрацию, каждую переливчатую ноту…
И вот теперь они все, старательно пряча изумление, уставились на кончик его ножа. Рогар хмуро перехватил их взгляды, вынул его из уха и выпрямился в кресле, раздраженным жестом велев продолжать обсуждение. В прошлый раз он отнял у себя глаз, чтобы иметь вечное напоминание о расплате, но теперь, отняв слух, испытает лишь блаженство. Правда, глупым людишкам этого не объяснишь.
Смотрят на него, как на безумца.
– Если Подэра снова выпустит это… это создание… – старший кнест-десятник откашлялся в густую бороду, чтобы скрыть страх и смущение.
– «Малыша»? – Рогар потер то, что осталось от правого колена, и усмехнулся прозвищу, которым сам же и окрестил громадного монстра. – Не думаю, что Подэра сможет выдать такого два раза подряд. Она ограничена в ресурсах, а на его создание их требуется слишком много, это же очевидно. То был ход конем. Нет, думаю, в этот раз нас ждет обычное меню. Готовьте баллисты и «скорпионы», а также проверьте, чтобы заграждающие рвы…
Договорить он не успел, потому что дверь в кабинет кастеляна распахнулась, и на пороге возникла женская фигурка в теплом полушубке и со снежинками, застрявшими в медных волосах. Нутро Рогара тут же скрутило – от страсти, от раздражения. Он думает о ней каждую секунду, думает даже тогда, когда сидит перед копией прохода к разлому и должен направлять мысли именно в это русло, думает и днем, и ночью: непозволительная роскошь для такого, как он.
Бесконечная мука – лелеять подушку, на которой она когда-то спала в его кровати, и окунать пальцы в порез на перине, который оставил его меч. Любить ее – и понимать, что не любить было бы лучше. Отрывать себя по кусочку от Эры, которой он так нужен сейчас, и все равно не иметь возможности подарить их любимой женщине, как того бы хотелось.
Кайлин застыла на пороге, раскрасневшаяся с мороза, с алыми искусанными губами, следами слез на холодных щеках. Каждый раз, когда она плачет, это разрывает ему сердце, потому Рогар и мечется в своих комнатах, как зверь в клетке, зная, что рачонок ждет за дверью, и запрещая себе к ней выходить. Когда-нибудь она еще скажет ему спасибо. Когда-нибудь разлом закроется, и он снова сможет спать с ней рядом без страха ее убить. Когда-нибудь… но не теперь.
Его дея. Кнесты-десятники, суровые, грубые мужики, уставились на нее во все глаза, тоже позабыв обо всем. Никто не смеет входить сюда во время проведения совета перед атакой Подэры, но вот рачонок вошла – и им даже и в голову не приходит спорить. Стоят, открыв рты, и таращатся на нее.
Тяжелая, темная волна поднялась в глубине его груди. Нестерпимо захотелось убить их всех. Одним ударом. Их, так необходимых ему, столь тщательно натренированных,