ткань из его пальцев и убежала. То, как Ерик тушевался в ее присутствии, и написанный им портрет не могли не польстить ей, как любой молодой девушке, особенно в разгар иххорана, когда любовь и радость так и лились изнутри, но она старалась не давать ему ложной надежды. И надеялась, что, попросив защищать Рогара, ясно обозначила, кто для нее важнее всего.
В пустом холодном коридоре дея перешла с бега на шаг, а затем и вовсе остановилась перед тяжелой деревянной дверью, закусив губу. Оглядевшись, она вынула из кармана теплого платья свернутую в трубочку записку, опустилась на колени и аккуратно просунула край послания так, чтобы его еще можно было вытащить обратно. Затаив дыхание она принялась ждать, приложившись ухом к двери, чутко прислушиваясь к любому звуку за ней. Некоторое время там стояла тишина, а затем вдруг – раз! – и трубочка исчезла, когда записку дернули с той стороны. Кайлин легонько стукнула по дереву костяшками пальцев, затем приложилась губами к щели между дверным полотном и косяком:
– Выходи, мой дей. Я люблю тебя. Выйди, ну пожалуйста, хоть ненадолго.
Все последние дни она делала так: писала на бумаге какие-нибудь нежные глупости, смешные фразочки для него и подсовывала под дверь. И каждый раз сердце сжималось от щемящей боли, когда он забирал их, но ничего не отправлял ей обратно. Она благодарила его за подарки, просила простить за ту неосторожную фразу об усыпальнице, брошенную в неподходящий момент, но Рогар молчал.
Но ведь он забирал записки? Читал их. Кайлин могла представить, как искажается его грубое искалеченное лицо, когда он пробегает взглядом по написанным ею строчкам. Он так запутался. Он так погряз в борьбе с самим собой и со стеной. Может быть, ее слова поддерживают его хоть немного? Помогают не заблудиться окончательно в себе? Заставляют помнить, что она есть, она рядом, и она его любит. Ей рассказали, что он всегда запирается перед иххораном, и тогда Ириллин тоже закрывается в своей башне, не желая праздновать с людьми и веселиться без него, но Кайлин покрывалась нервной испариной каждый раз, как ее пытались сравнить с Ириллин или принудить к схожему поведению. Нет. Она сказала, что не станет повторять ошибок соперницы. И не повторит. Она не позволит Рогару тонуть в собственной злобе только потому, что он так решил, а ей положено уважать его решения.
Подождав еще немного, она поднялась на ноги, отряхнула подол и пошла к себе. Далирин возилась с Лауром у жарко растопленного камина и вскинула голову при появлении хозяйки, одарив ту скептическим взглядом.
– Я знаю это выражение на вашем лице, – заговорила старуха, понимающе усмехаясь. В другом случае она бы хмурила брови, но в иххоран даже у Далирин не получалось как следует негодовать. – Вы опять ходили к нему? Сидели под его дверью? Ох, оставили бы вы его в покое, госпожа. Наш дей безумный и злой. Не дергали бы вы его, как зверя за усы. Мне и так хватает одного взгляда, когда он сюда приходит, чтобы потом ночью не уснуть.
Как всегда, Кайлин лишь отмахнулась от ворчания няни. Она подошла к стопкам книг, которые недавно появились здесь – еще один подарок, заказанный