едва станет известен мой новый адрес, она сходит к знакомому врачу, возьмет справку о своей болезни и даст сюда телеграмму, а здесь обязаны освободить меня от отработки…
– Запомни, Урмасик, тут тебе никто и ничего не обязан…
– Нина, я не должен быть здесь, я это чувствую, всем собой, что нет меня здесь… еще когда ехал сюда, еще когда получал направление… Такое чувство, будто я поскользнулся и в круг двумя ногами попал…
– Ой, чем холоднее на улице, тем у тебя жарче, – Нинель встала, – и простыни липнут так противно… Рассказывай, рассказывай, а я все-таки приберусь у тебя…
Урмас забеспокоился:
– Нет, давай чайку лучше попьем… у вас чай индийский свободно продается…
Он направил свет настольной лампы точно между ними. Резкие тени падали от крошек, и световой кружок казался черно-белой фотографией неведомого пейзажа.
– Видишь круг? Это самая страшная геометрическая фигура. В нем находиться нельзя – всякий круг, не встречая внутри себя сопротивления, стремится к сужению в точку, в смерть. Поэтому мы вынуждены ежечасно, ежесекундно раздвигать его границы, причем с такой же скоростью, с какой он сужается…
– Ты попроще…
– Пожалуйста. Первый круг – наше тело, в котором заключена душа; второй – временное ограничение нашей жизни… третий – человеческое пространство замкнуто земным – планетой, на которой мы живем…
– Ну, это в общем…
– Могу конкретнее… Человек сидит дома. Он тоже находится в кругу, но с весьма зыбкими, условными границами, поскольку может в любое время выйти куда угодно… вот он идет на улицу, допустим, там гололед, по шоссе проносятся машины…
– И попадает под одну из них…
– Будь внимательней… вот он сходит с тротуара, поскальзывается и попадает… в круг! Он не может теперь пойти куда угодно, сообразно своим желаниям… вот эти метр на полтора, в которых он сейчас находится, из которых пытается выбраться, и есть его последний круг, уменьшающийся с той скоростью, с какой несется на него машина!
Урмас привстал и наклонился к ней.
– Все. Машина в нескольких сантиметрах от шеи человека и…
– Перестань! – вскрикнула она в испуге. – С такими мыслями, как у тебя, чокнуться можно!
Урмас странно посмотрел на неё, сел, но молчать побоялся. Едва он замолкал, в хозяйкиной комнате бормотанье, всхлипы возобновлялись, и, казалось, приближались к двери…
– Кстати, – сказал он, улыбнувшись, – ученые открыли, что для нашей памяти нет разницы, состоялось событие действительно или ты его ярко и эмоционально вообразил…
В сенях грохнуло…
Урмас насторожился, Нинель рассмеялась:
– Крысы…
– Не говори о крысах к вечеру, я их боюсь!
– Это потому, что ты с ними не живешь… Мне старожилы рассказывали, что раньше в Тар-тарах крыс вообще не было. А когда зерно пошло, они пришли сюда из Аркалыка. Шли долго, длинной серой лентой…
– Хватит, Нина!
– Представляешь,