могу с чужой женщиной… Нет, никак нельзя так думать обо мне… понимаешь, она у тебя немножко странная на первый, обывательский взгляд, а на самом деле ведет себя очень естественно, для себя, конечно… так этим её качеством гордиться можно…
Но Диман, наверное, не слушал его, так как что он сказал в ответ, Урмас вспомнить не мог.
Вернулся Савойский к себе на квартиру поздним вечером. Каким образом? Черт его знает… просто ощутил себя тихим и трезвым, когда под многозвездным небом спустился с дороги к своей калитке. Его оконце светилось неряшливой желтизной.
«У меня гости?» – слегка удивился он.
Но запах, встретивший его, был нежилым. Тот самый запах, который едва сочился из-под дверей хозяйкиной комнаты, теперь густой непрошибаемой волной плыл по комнате.
Гость и вправду был. Самый неожиданный. Посередине на стуле сидел, широко и уверено расставив ноги, грузный и непроницаемый, будто степной истукан, участковый Казарбаев.
– Добрый вечер, – сказал Урмас смущенно.
Участковый не ответил, лишь слегка приподнял веки и своими черными бесцеремонными глазами в упор принялся разглядывать его.
– Ты где был? – спросил он, дождавшись, когда учитель встанет на некотором расстоянии, в неловком скованном положении…
– Я обязан вам докладывать? – разозлился на свою податливость Урмас. Прошел, включил лампу, стал убирать книги со стола.
– Ты где был сегодня в два часа? – нехорошо смягчив голос, спросил Казарбаев.
– В два часа я разговаривал с вашим Евгением Михайловичем.
– Это вчера, где ты сегодня шлялся, почему не явился по повестке?
Урмасу мгновенно стало нехорошо.
– Так сегодня…
– Седьмое июля, – насмешливо подсказал участковый, приподнимаясь. – Вот что, паренек… Завтра в двенадцать к Шишкову. И смотри за календарем, а то можем и под конвоем… И сегодня бы тебя достали, да жалко из-за такого сопляка машину гонять…
– И вот еще, – у самого порога сказал милицейский, Урмас подавленно следовал за ним, покорно проглотив «сопляка», – я разговаривал с твоей хозяйкой… характеризуешься неплохо, но баб больше не води…
Сказал, скользнул по нему черным нечитаемым взглядом и вышел…
«А круг, кажется, сужаться начинает…» – обречено подумал Урмас, повалившись на койку.
Отдохнуть не смог. В оконце деликатно стукнули, и немного позже вошел тщедушный пожилой мужичок в черном, тщательно отутюженном костюме. Его смуглое татарское лицо с черными неопрятными бровями излучало некоторое смущение и полную благожелательность.
– Здравствуйте, Гадий Алексеевич, – поднялся Урмас.
– Управился по хозяйству, уложил детей и думаю, к какому очагу приткнуться? – все это гость проговорил быстро, беспрерывно осматриваясь, и, без всякого сомнения, был сильно пьян.
Наступила томительная пауза, во время которой Урмас соображал,