Лазарь Соколовский

Дышащий космос


Скачать книгу

на плечи,

      лег. Вот и причалил ковчег.

      Не знаю… надеюсь на встречу

      не с богом – се был Человек!

      Я что-то слепил, но загадка

      на каплю не стала ясней…

      Уж тьма надвигается. Шатко

      среди обступивших теней.

      Читаю – и странно: зачем Ты

      теряешься с каждой строкой?

      Довольно чуть сдвинуть акценты —

      и вот уже кто-то другой.

      А будут свидетелей толпы,

      узнай тут, поверить кому.

      Не в сказанном дело – что толку,

      когда не созвучен Ему.

      Да сам я?.. Припомнил о пастве,

      оставленной им на авось.

      Эпохи пройдут, государства —

      а Слово неслось и неслось…

      «Конечно, со смертью не умер.

      Как ни было б вам тяжело,

      Иаков, для «талифа, куми!»,

      знать, время еще не пришло.

      Чем больше духовной работы,

      тем тоньше меж нами стена —

      дерзайте!» – как выдохнул кто-то

      и взмыл… И опять тишина.

      В окошке прозрачен и светел

      заката кровавый овал.

      Иаков уснул. Тот же ветер

      в осенней листве бушевал.

      Еврейская баллада

      Переселенья людского поток

      то как цунами, то вялотекуще,

      словно в природе. Хотя бы глоток

      хрупкой надежды на райские кущи…

      Где вы, герои дворовых баллад

      с чудаковатых окраинных кровель

      нищей Москвы, чьей беде невпопад

      Рахманы, Бильдеры и Рабинович?

      Часть населенья, чьи деды, отцы

      штопали жизнь по клоповым местечкам,

      носик не римский, глаза – антрацит,

      «эр» несуразное через словечко…

      Валкой России осколки: Мешкат,

      Эфраимсон, Асташкевич с Кажданом —

      будто бы кто-то из вас виноват,

      что сохранился, не выйдя в мараны

      даже в погромы. Крушил самогон,

      войны мели, навалился советский

      душный барак – упирается он,

      нессякаемый Сруль Жидовецкий.

      Вновь поредевшим взмахнет хохолком,

      братью мушиную сдует с окрошки,

      если Господь и обидел ростком,

      стайка детишек иная немножко.

      «Лишь подрастают – и по городам

      не торговать, не блажить, не портняжить,

      все в институтах и – я тебе дам! —

      Йоська, поганец, в писателях даже,» —

      так он (лет сорок промчалось) вещал

      в хатке хохляцкой у автовокзала.

      Пригород тот же и мемориал —

      что сосестер, что собратьев лежало!

      Молодость… молодость… Где вы теперь

      сели, какой ностальгией омыты —

      та же ль мезуза вколочена в дверь?

      те же ль соседские антисемиты?

      Послевоенная ниточка дней —

      знать, недопили властители крови…

      Мы наливались от ваших корней,

      Гинзбург, Гилод, Могилевский, Шахнович.

      Выпало так: не Кулик, не Петров —

      общей