смысла. Поэтому мы радостно назвали это «мы квиты»; он вернулся к своей жизни, а я осталась в своей. Мой второй брак состоялся годом позже, думаю, когда мне было лет 20 – точно не помню. Он подавал надежды, и еще важно было то, что он нравился мне как коллега. Впрочем, в качестве мужа я бы его не выбрала. Его звали Кларк Шипли, но по неизвестным причинам его заставляли поменять имя, а ему это не нравилось. В то время я начала получать собственные фильмы и поэтому могла оказывать большее влияние на политику студии. Он всегда просил меня убедить их позволить ему сохранить собственное имя.
– Ну и что случилось дальше? – спросил я нетерпеливо.
– Он сохранил свое имя, но я расторгла наш брак вечером в день нашей свадьбы.
– Почему?
– Он любил другую женщину, костюмершу со студии, и, похоже, наш брак создавал, по меньшей мере, проблему. Я могу быть кем угодно, но я не краду мужчин, особенно в тех случаях, когда у меня нет чувств к ним. Так что я расторгла брак и посоветовала ему сохранить свое имя, покончить с этим делом и вернуться к любимой. Я даже написала ей письмо, объяснив, что все это было ошибкой, что мы никогда даже не целовались. Она приняла его назад с распростертыми объятиями.
Я сказал что-то малозначительное и спросил:
– А номером три был Чарли Деуитэкер, король миндаля? Что случилось с ним?
Ее лицо стало серьезным, она взяла свою рюмку и, прижав ее к щеке, прикрыла глаза, и сказала:
– Очень злой и жестокий человек, Джорджи. Я думала, что, наконец, выхожу замуж по любви – ну если не из любви к нему, то, по крайней мере, к его деньгам. Но это было большой ошибкой, и он был не таким человеком, как я думала. Этот брак длился год, и этот год показался мне очень длинным. С тех пор я ненавижу миндаль и не собираюсь больше жениться, Джорджи. Я сойду в могилу старой девой.
Она сказала мне, каким он был человеком, но не раскрыла деталей, и хотя я чувствовал, что могу показаться слишком навязчивым, все-таки не мог не спросить:
– Мэл, почему ты говоришь…?
Она широко раскрыла глаза и, глядя мне прямо в лицо, прервала меня и в свою очередь спросила:
– Почему, в конце концов, ты уехал из Канзаса?
Она знала, что я не буду отвечать – пока не буду, и я понял, что она не хотела отвечать на тот вопрос, который я собирался ей задать, и почему она спросила меня в такой манере. Я чувствовал, что на этой стадии наших отношений еще слишком рано было раскрывать секреты такой значимости.
Я поднял свою рюмку, мы чокнулись, и я произнес тост:
– Выпьем за слухи и сплетни, Мэл!
*****
После ужина мы поехали на восток и нашли небольшой парк, где Мэл съехала с дороги и, включив радио, вращала шкалу настройки, пока мы не услышали какую-то спокойную музыку, которая ей нравилась. Мы опустили стекла, чтобы впустить в салон прохладный бриз, и она придвинулась ко мне, как бы ища тепла. Я положил руку на ее узкие плечи и почувствовал, как ее крепкое тело прижалось к моему.