сказал:
– Нет, я не отрицаю, что истина есть, даже если нет правильной версии…
Цзянцзюнь с видимым облегчением принял прежнюю осанку.
– Это хорошо. Это не может не вселять радость и не наполнять надеждой. А то есть мнение, что даже желание истины и чистая вера в истину еще нуждаются в оправданиях. Проблема ценности истины чужда вам, собрат мой, и это делает мой взгляд светлым. Так как же, о мой собрат в мудрости, имея перед собой истину и стоя в первозданном свете ее, ты можешь ее отрицать?
Оппонент сглотнул.
– Я не отрицаю истины. При условии, что она истина.
Ян Цзянцзюнь поклонился в третий раз. Прикрывая от полноты удовлетворения глаза, он покачал подбородком.
– Целиком поддерживаю твою позицию и всем сердцем ее понимаю. Ибо и Пань-гу, создавая мир, ошибочно разместил луну и солнце по одну сторону горизонта. Но тогда пришел государь и повелел все как надо. И нарисовал тогда Пань-гу на своей ладони иероглиф солнца и вытянул ее к горизонту и сказал так к солнцу: «Взойди». И взошло солнце. И нарисовал он на другой иероглиф луны и вытянул ее к горизонту и сказал так к луне: «Восстань». И восстала луна. И повторил он деление дня семь раз – и поделилось время…
– Я допускаю различные трактовки и иносказания, – прервал его бог монотеизма, – но как можно всерьез настаивать на заведомо абсурдном утверждении, что люди возникли из паразитирующих организмов на этом, как его… Допуская, что это не иносказание.
– Это иносказание не в большей мере, чем того допускает истина.
– Я допускаю, что человек – это паразит. Но когда вы уверенно заявляете о его происхождении из паразитирующих организмов…
Выступающий утомленно вздохнул.
– Хорошо, – сказал он. – Ваши предложения. Откуда, по-вашему, взялась, скажем, женщина?
– Из ребра, – ответил бог монотеизма. Он уже взял себя в руки, и теперь глаза его тоже вселяли уверенность.
Ян Цзянцзюнь смотрел на него несколько секунд с озадаченным видом.
– Из какого ребра?
– Из мужского ребра. По крайней мере согласно официальной версии.
Ян Цзянцзюнь недоверчиво следил за выражением лица собеседника.
– Это довольно смелое утверждение, – заметил он наконец осторожно.
– Зато оно лучше воспринимается на слух, – огрызнулся оппонент.
С мягкой укоризной проводив его слова, Цзянцзюнь сказал:
– Эстетическая сторона, конечно, не может не играть определенную роль. – Он помолчал. – Собрат мой. Если бы на усеянных невзгодами путях к истине мы ориентировались и искали бы только там, где красиво, мы бы и доныне пребывали от нее столь же далеко, как и Пань-гу от луны и солнца.
Оппонент не нашелся сразу что возразить на это ценное замечание, и тогда Цзянцзюнь продолжил:
– С этим, собратья, если позволите, я заканчиваю свое короткое вступительное слово – и да снизойдет на нас мудрость искать истину столь же далеко, сколь и красиво.
С поклоном