чего ему оставили все, забрав только голову, а сами асы остались без новых сокровищ – то есть папаше в качестве компенсации ущерба. Ну, там слово за слово. У него в конечном итоге компенсация эта тоже пролежала совсем недолго, месяца два-три, не больше, пока ее не унес с собой в пещеру Фафнир – ну, у нас его натуру хорошо знали. На этой компенсации спать, боки чесать, перед тем отправив на тот свет самого Хрейдмара. Родного, значит, папашу. Вот в таком мире мы живем.
Приходит ко мне однажды утром кузнец, у кого я все это время воспитывался, и говорит: такое дело, надо, значит, убрать Фафнира, так больше нельзя, этот птеродактиль отравляет нормальную человеческую жизнь всей флоре и фауне. И сует мне в руки этот вот свой меч Грам, собственноручно им по такому случаю выкованный. Для этих целей, значит. Ну я иду и убираю. Надо, значит, надо. Все аплодируют. Девушки подбегают, поцелуют в щеку, потом убегут снова, все машут флажками. Мне даже понравилось. Я говорю: так, может, еще чего надо. Там у всех вроде как праздник какой-то, песни. Выходной день, все отдыхают – я тоже решил. Помылся, значит, оделся нормально, а то грязный был весь, в крови, и только это я настроился отдохнуть по-человечески, как до меня вдруг ни к селу ни к городу доходит, чего ему, кузнецу то есть, от меня было надо и чем ему Фафнир встал поперек дороги. Прямо как током дернуло. Сколько жили, прямо душа в душу, вроде колдун колдуном, лесной пень, что с него взять, а души человек был хороший. Фафнир, конечно, тоже сволочь хорошая, но тут такие материи пошли с политикой… И вдруг такое. Короче, до меня потом только дошло, как вкусил я от капель крови Фафнира, так для меня прямо новые двери в мир открылись. И язык рыб я понимаю, и разговоры птиц, и ветер мне что-то такое шепчет, и все что хочешь. Словно мозги обновили, заменили отсутствующие детали, помыли и привели в порядок. Доходит до меня, чем кузнецу птеродактиль мешал. Сокровищами. И придумал он убрать затруднение чужими руками, а потом, стало быть, и меня тоже…
Выступающий опустил лицо, потирая что-то между пальцами и явно выдерживая паузу.
– А он здоровый был, черт, глотка что твоя дверь, честное слово. Недаром он там всех в черном теле держал. Ну теперь что делать? Теперь надо думать, как быть дальше и что делать с кузнецом, пока он не решил что-то со мной. В общем, как я узнал все его черные замыслы и интриги, как открылись мне эти его стороны бессознательной жизни, понял я, что ошибся в человеке, так не делают, взял я этот его Грам и убрал его тоже. Вот так и живем.
Теперь еду я, куда покойный Фафнир таскал свои сокровища на них лежать и боки себе чесать (я так рассудил: чего добру пропадать), и открывается мне, как лежит на самой вершине горы прекрасная валькирия, что дедушка мой усыпил за ненадобностью и за строптивость, и как окружают ее, спящую, щиты из огня и пламени. То есть вроде намека мне, чего от меня ждет мир и история. И как я ее, значит, спящую, вывел из этого состояния глубокого транса, так стала она сразу снабжать меня мудрыми советами и ценными рекомендациями, как мне жить можно и как мне жить нельзя.