длинный и тонкий, как веревка. Мари билась в панике, но тварь только сильнее сжимала ее. Оникс вспомнил, как лепил этот хвост на проволоке, и проклял тот день.
– Сделаешь шаг, и она умрет, – еле слышно прошелестела статуя. Оникс сначала остановился, а затем снова побежал вверх по лестнице.
– Блеф. Сейчас ты разлетишься на мелкие кусочки, как и твои собратья!
Статуя в последний раз сжала шею Мари, так сильно, насколько смогла, и сбежала на крышу через приоткрытое окно.
Тело Мари, обмякнув, повисло на руках Оникса. Ее лицо было страшного бордового оттенка, она еле дышала и не откликалась. Скульптор разрывался между звонком в «скорую» и сильнейшим желанием скрыть произошедшее. К сожалению, Мари становилось все хуже, и Оникс скрепя сердце набрал номер скорой помощи. Он положил Мари на площадке, а сам поднялся на чердак, вдруг медикам понадобятся какие-то ее документы.
Все статуи исчезли. О том, что они вообще были на чердаке, свидетельствовали только останки разбитых скульптур, да голова гидры на полке.
– Что произошло? Где они все? – спросил Оникс у гидры.
– Я бы тоже сбежала, если бы мои ноги еще были целы, – отозвалась глиняная голова.
– А Мари? Что это – месть?
Гидра промолчала. Оникс сел на стул перед окном и уставился на дождь. Стоило в его жизни появиться единственному просвету за столько лет – и на тебе. Послышались разговоры – кто-то из соседей нашел тело, хорошо хоть, подоспевшие медики нашли ее раньше. Оникс не счел нужным встречать их, его глаза опять начали слипаться и он задремал под шум дождя.
Он очнулся, когда кто-то начал трясти его за плечо. Это был полицейский.
– Месье, нам придется вас задержать.
– А? За что?!
– Вы обвиняетесь в изнасиловании и доведении до самоубийства.
Катрин
Еще вчера ей казалось, что ничего не может быть хуже постоянного давления со всех сторон без возможности отстоять себя. Сегодня же она понимала, что нет ничего хуже состояния, в котором ты боишься заснуть – а стоит только сомкнуть глаза, как мир вокруг заполняется кошмаром.
Сигареты, как назло, остались в сумке, а сумка – в подсобке кафе «Максим» далеко отсюда. Одно хорошо – не надо идти открывать кафе, вставать за стойку, улыбаться незнакомым людям, которые ничего не сделали для того, чтобы заслужить ее, Катрин, улыбку. Максим постоянно заставлял улыбаться ее во все тридцать два, отчего у Катрин сводило челюсть. Ей оставалось только соглашаться, надевать на себя дружелюбный оскал и с ностальгией вспоминать, что в ее родном Энске персонал улыбался посетителям разве что в самом элитном ресторане, на который их забегаловка не походила даже отдаленно. Шанталь в салоне хотя бы не настаивает на том, чтобы на сидела с восторженным выражение лица несколько часов подряд.
– У вас не продается сигарет? – спросила она без особой надежды. Кассир ответил отрицательно. –