в прозрачную колбу моей мечты о великом футбольном клубе. В пространном огненном сосуде зарождается невероятная картина райской красоты и адской глубины… Возникает что-то вроде сценического помоста с ракурсом на три стороны света. На сцене зелёного плюшевого стадиона танцует языческая маска, смахивающая на Цыпу. Чёрная Настоятельница молится на экран, который превращается в огромное стадионное табло, похожее на карту Таро. Это карта Отшельника. На нём остывший таймер и нулевой счёт. И в это мгновение на меня, кажется, находит прозрение. Винный бриз направляет паруса мысли в желанную гавань. Недостающие детали дорисовываются по эзотерическим предписаниям. Роняя голову на рабочий стол, я успеваю подобраться к истине.
Откуда-то издалека, с вершины горы, я слышу, будто через наушники, певучий голос, который доступными английскими словами рассказывает быль о перипетиях пастуха. Я вижу глазами Цыпы сон возможного невозможного. Ещё один переворот с головы на ноги…
Кто-то унылым, менторским слогом комментирует: «Вы не можете изменить сценарий жизни, но способны выбрать другой! Если вы чего-то сильно хотите, оно непременно появится в вашей жизни…» Прежде чем впасть в полное беспамятство, я наблюдаю себя посреди бурной постельной сцены. На белёсом страстном пути от гладкого колена к круглому бедру я обнаруживаю знакомую, дорогую сердцу родинку и осознаю: «Катя!»
Из вибрирующей на фоне библиотечных полок чёрной мембраны колонок рок-группа «Иглс» рассказывает историю утомлённого путешественника, попавшего в ловушку кошмарного «Отеля Калифорния». Возле полупустой и грязной трёхлитровой банки из-под козьего сыра в рыже-золотой от ночной лампы ауре сидит потерявшийся дня три назад котёнок. Ти-си с аппетитом лижет мою посиневшую от сыворотки руку с мелкими прилипшими к пальцам крошками сыра.
III
Рыцарь окинул взглядом коричневатые палатки, развернутые бастующими на рыже-зелёной лужайке, и с отвращением закрыл нос ладонью. Резкий, прохладный ветер нёс с городских очистных сооружений знакомый уже дурной запах. Он стоял на высоком пороге Президентского дворца, и, ощупав карман пиджака, понял, что забыл в ящике бюро ингалятор. «Без лифта вернуться будет быстрее», – решил он и взялся обеими руками за огромную дверную ручку, как за длинную полутёрку.
На улице Рыцарь заметил, что снесённый ветром транспарант подняли и устанавливают. Высокая, тяжёлая входная дверь медленно закрывалась за ним, в тёмную щель улыбалось лицо сотрудника безопасности. Два монаха со странными сплющенными головными уборами фиолетового цвета пытались упереть плакат во временные ограждения, расставленные на чёрном граните последней лестничной клетки. Перед палатками на холодном брезенте лежали женщины из группы поддержки мирян, одетые, как на религиозные праздники, в тёмные, грубые жакетки и цветастые косынки. Они отдыхали с подложенными под голову руками, как крестьянки в поле. На белом