пошёл дурной запах во время службы. Было это в детстве, отрочестве или позже, помнила только Калипсо. Со вступлением в должность сельского пастуха он стал смотреть на прохожих более уверенно, всё реже соглашался на сдельную работу, запрашивал высокую цену за убиение животных. Однако неестественная смуглость, а может быть, въевшаяся в кожу рабочая грязь, не сходила с его лица и волосатых рук, сколько бы он ни пил, как дразнил его Рыцарь, козье молоко. А ведь Цыпа родился белым, как сыр, утверждала Калипсо, хотя мало кто ей верил. По праздникам он обычно надевал отстиранные чёрные джинсы и чёрную футболку с серебристой надписью на груди. Калипсо удавалось уломать его на один душ в неделю. Тёмный, пухлый, кроткий, с заметным животиком, он забывался над своим планшетом, скрестив руки на груди, как на причастии. Будда наоборот.
Кроме самолётов и приглашения к столу, вывести его из равновесия могли ещё и четырёхколёсные мотоциклы. Каждое воскресенье четыре маскировочного цвета «доджа», похожие на боевые машины, пробирались мимо Замка к Родне, глубоко дыша никелированными бронхами. Из-за наглухо закрытых касок никто никогда не видел лиц «больных на голову парней», как обзывала их Калипсо. У горы гонщики вставали во весь рост и, осаждая пилорамным рёвом крутой склон, срезали гору зигзагами, стремясь к вершине. Богобоязненная старуха ненавидела это развлечение, крестилась и говорила о плохом знамении, но никто не решался вступить в спор с незнакомцами в камуфляжной форме. После очередных приключений четырёхколёсные ящеры возвращались. Поравнявшись с Замком перед обратным броском, машины замедляли ход. Зелёные человечки оборачивались к Цыпе, и ему казалось, что он различает через тёмное забрало скупые, но манящие улыбки всадников. Вблизи они отличались только шлемами. У одного он был белого, у другого – красного, у третьего – чёрного, а у четвертого – серого цвета. Даун приподнимался, в нём закипало необузданное желание остановить их знаком отсутствовавшего посоха и оседлать ящера. Но природная стеснительность сдерживала его порыв и ласкала мыслью о быстрой езде в другом, знакомом ему лунном мире. На слабоумном время останавливалось.
II
Три с половиной года назад я был немного другим… Калисо не обязательно было знать, почему я так вяло и неумело добиваюсь у соседа справки для Цыпы, почему я так слабо давлю на Рыцаря… У меня свой интерес к советнику Президента. Он обещал выбить мои деньги из партии власти. Я ждал эти деньги, как нищий милостыню, с трепетом мечтал о них, жаждал их больше, чем Калипсо справки для спасения своего сына.
Сорок два месяца назад я продал «Газету» властвующей партии. Я владел контрольным пакетом многотиражки. Правда, власть больше интересовало здание газеты, расположенное в десяти минутах ходьбы от правительства.
Первую половину вырученных денег я вложил целиком в местную Футбольную школу и стал её владельцем. Второй транш не получил по сей день. Жена рассчитывала на эти деньги, нужно было материально