дворы, и стеклянные дворцы молодого государства, и исчезнувшие камышовые крыши, и черепичная кровля Замка напротив моего дома—всё это всегда существовало и будет существовать.
Забытый, запыленный или новый, не распакованный, хранящийся на небесных складах мебельный набор – вечная обстановка подлунного мира. Умершие люди и родившиеся – рядышком, рай и ад – краешком.
Про усопших, ад и рай в моей книге ни слова. Это мой вывод. Экуменическая, так сказать, ересь, которой я поделился однажды с Рыцарем.
– Ты же знаешь, – улыбнулся он, – я безбожник! Хотя эзотерика – это не совсем религия, это, по-моему, ближе к научной фантастике. Но и тут вера нужна. Ты молишься?
Я ответил не сразу, и он, хитро усмехнувшись, наклонил голову набок.
– Вся окружающая нас декорация меняется незаметно… – продолжал я отвлечённо.
Вечерело, и мы сидели на лавке у ворот Замка. Рыцарь ждал свою банку с козьим молоком. Резкий, холодный ветерок дул в сторону горы, нас обдавало клубами горького дыма. Калипсо шаманила под голым рыжим абрикосом, паля сырую солому в надежде спасти будущий урожай.
– Тебя никогда не мучил вопрос о неторопливых превращениях вокруг нас? Они настолько медленны, что их невозможно заметить, не то чтобы измерить….
Я пытал этим вопросом чуть ли не всех друзей и приятелей.
– Просто мучительно медленны… Как человеку рассчитать время исполнения своей мечты?
– Ну, тут как раз всё просто, – ухмыльнулся Рыцарь. – Учёные доказали: времени нет. Или, если угодно, есть только одно, банковское время, то, что измеряет начисление процента.
Моя первая пробежка по Родне была очередной попыткой самоисцеления. Я поднялся на гору поздней осенью и собрал, ободрав руки, полкулька ягод терновника – признанного средства для понижения давления. Но с каждым подъемом мускулы стали вспоминать свою былую упругость, боль уступала место размышлениям. Я продал «Газету» примерно в то же время, когда Цыпа бросил свою дорожную службу. Даун получил место пастуха, а я начал строить новые раздевалки и забор вокруг стадиона. Домой возвращался мёртвым от усталости. Стройке не было конца, а денег становилось всё меньше.
– К моему возвращению закончишь? – с лёгкой иронией спрашивала жена, наливая мне в миску.
У неё уже был билет на самолёт до Милана. Возвращаться она не собирается, в селе нас считают разведёнными. Но ни она, ни я не стали распространяться о причинах нашей размолвки.
– Зачем тебе футбол? – спросил однажды Рыцарь, катая по лавке крупный позолоченный брелок автомобильного ключа. – Убитое время и зря потраченные деньги…
– Чту главное правило, – ответил я, – занимаюсь только тем, в чём хорошо разбираюсь.
– Так ты и в журналистике неплохо разбирался… – иронично парировал он. Разговор был о том же, о возвращении моих денег…
– И не жаль тебе жены? – спросил он, поднимаясь с лавки.
– Катьке