белогривого коня. Ему вспомнились те счастливые дни, когда они с Казимиром встретились впервые.
Мечислав, ему тогда было тринадцать, получивший за плохое услужение серьёзную взбучку от Одера, забрался в сарай и затих, глотая солёную обиду. Там и нашел его, казавшийся таким недоступным и далёким наследник Богдана; выяснилось, княжич знает, что старший служка Одера спихнул на новенького собственную леность. Видел, как парня высекли у всех на виду для пущего наущения, а потому принёс ему в тряпице свежую ржаную лепёшку и чистой воды, добавив, что не потерпит несправедливости при дворе отца и уже рассказал дядьке правду, так что теперь высекут служку, а Мечиславу не надо больше прятаться. Больше того, он восхищён мужеством, с каким юный оруженосец выдержал постыдную экзекуцию. Мечислав, служивший всего-то второй месяц и оттого понукаемый, как и полагалось по первой, всеми подряд, слушая Казимира, накручивал на кулак скупые слёзы. Князя Богдана все еще не было в столице: мазовецкий поход затянулся, что только усиливало напряжение среди приближенных и челяди, все это выливалось самым печальным образом на поступившего в ученичество паренька.
Разговор с Казимиром показался ему непостижимой благодатью, а прохладная вода вкуснейшей на всем белом свете. Не смог Мечислав скрыть изумления и по поводу того, что вельможному княжичу, оказывается, есть до него дело. Отрок слушал голос Казимира, а сердце переполнялось теплом и благодарностью. Ах, если бы он мог вернуться в тот треклятый день, исправить ошибку, убившую названного брата, или получить единственную возможность вымолить прощение. Казимир бы понял, всегда понимал и видел больше других, верно потому Господь и поспешил забрать его к себе.
Он поднял глаза на небо, по которому гонимые ветром гуляли пушистые облачка, и точно брат и в правду глянул на него с небес, ощутил знакомый запах и огляделся. Серко выбрался на опушку. По обе стороны тропы, будто не замечая промозглой осени, на изумрудном травяном ковре белыми звёздами цвели ромашки. Это чудо? Ведь дальше, куда глаза глядят, простиралась желтовато-серая пустошь.
Мечислав спешился и бросился в траву ничком, полной грудью вдыхая милый сердцу аромат. Почудилось, что он обнимает княжну, зарывшись в тяжёлые золотистые кудри Иоанны. Захлебнувшись запретным счастьем, он пролежал так верно очень долго. Слушал, как сердце трепещет и замирает в груди, всё плотнее прижимаясь к волнующе теплой, точно хрупкое девичье тело, земле. В притороченной к седлу Серко дорожной суме, заставив замечтавшегося рыцаря вспомнить о данных обетах, призывно звякнула шкатулка. Мечислав нехотя поднялся, оглядевшись уж не увидел никаких ромашек, точно с глаз упала пелена. Поляна, где он лежал, давно пожухла от утренних заморозков. Однако, едва поднявшись в седло, новик почувствовал облегчение, точно сбросил с плеч тяжелый груз и двинулся дальше, нигде более не останавливаясь.
Заброшенный