горка гречневой каши, тарелка зелени и пареной репы, а еще кувшин с пивом и четыре медных кружки. Только обитателей не было.
Мечислав сел на лавку, вслух извинившись за вторжение перед неведомым хозяином, отрезал себе кусок поросёнка, плеснул пива. Аппетитный сок потек по подбородку, когда он, торопливо совершив молитву, начал поглощать нежное мясо, заедая свежеиспечённым хлебом и кашей, вкус которых уж начал забывать и запивая всё терпким пивом, пока от поросёнка не остались лишь тщательно обглоданные кости. Сладкая истома разлилась по телу. Мечислав обтёр руки тряпицей и поднялся, чтобы подстелить на лавку мягкий плащ, всё лучше, чем на стылой земле под ветром да дождем.
– Ну что, пан рыцарь, хороша ли была трапеза? – послышался вдруг насмешливый голос.
– Хороша, добрый хозяин, да только жаль не вижу твоего лица, не сумею как следует отблагодарить за оказанную милость, – не растерявшись и изготовившись к любому продолжению, спокойно проговорил Мечислав.
– Что ж, если ты доволен, неплохо было бы и уплатить за еду и ночлег, тогда и тёплая постель для тебя сыщется, – на этих словах в противоположной стене отворилась незамеченная в полумраке дверца, что-то звякнуло, Мечислав увидел перед собой шута в изрядно вылинявшем одеянии и шапке с бубенцами. – Что скажешь?
– И сколько ж тебе полагается за постой? – невольно улыбнувшись, поинтересовался гость.
– Десять серебряников, – ухмыльнулся комедиант. – Надеюсь, для ясновельможного пана это сущие пустяки.
– Если бы они у меня были, с радостью, а так, придётся провести ночь под открытым небом. Благодарствую за обед.
– Ты съел поросёнка, выпил пиво, твой конь жуёт в сарае сено, а как платить – в кусты? – изобразив на изборождённом морщинами лице искреннее удивление, продолжил торговаться паяц.
– Высоко ты ценишь маленького худосочного поросёнка, – ощутив, как в спину уткнулось что-то холодное, и будто не заметив этого, парировал гость. Замер, удивленный вовсе не издевательством обирающего здесь путников шута, но предательством шкатулки, которой он столь бездумно поверялся все долгие дни пути. И ведь кому поверил – Удо, немецкому уродцу, приносящему одни несчастья, проклятому колдуну. Верно, теперь настало время платить за доверчивость. Стало быть и князь оказался подвластен неведомым чарам безухого карлы. От мысли этой Мечислав содрогнулся, и приготовился.
Последние серебряные монеты он неразумно истратил в Остатнах, а коли так задёшево жизнь свою он не продаст. Рука под плащом, снять который он так и не успел, потянулась к мечу. Мечислав, рассчитывая резкий поворот, медленно вдохнул, но вдруг, ослепив присутствующих, а в комнате находились ещё трое дюжих молодцов, ярко полыхнул очаг. За спиной чертыхнулись, острие меча дернулось, мгновением позже снова воткнувшись в щель меж пластин.
В этот же