носом, быстрым движением поднесла печенье к зубам, откусила крошку и умудрилась ее прожевать, прежде чем судорожно сглотнуть.
– Мне они обещали показать…
У нее была дурная привычка не заканчивать предложения.
– Что? – потребовала Лена.
– Ну, – сказала Аня и сделала жест рукой, словно он должен был что-то объяснить.
– Что? – повторила Лена с возрастающим негодованием.
Аня глубоко вздохнула и сокрушенно покачала головой.
– Просто я дура, – сказала она убежденным тоном, давая понять, что это не девичья рисовка, а подлинная причина целой череды несчастий.
– Что они с тобой сделали? – потребовала Лена, стараясь подавить тревогу.
– Я тебе кое-что покажу, – сказала Аня и расстегнула молнию на юбке.
Она отвернула край черной ткани, и Лена вскрикнула. Из-под треугольника тонких белых трусов поднимался темный багровый шрам с тонкой запекшейся кровавой коркой и почти, как показалось Лене, пульсирующий притоком крови.
– Это Уткина? – в панике спросила Лена, вспомнив ножницы.
– Нет, ты что, – спокойно сказала Аня и застегнула молнию. – Это в больнице.
– Но он выглядит совсем свежим.
Лена была в замешательстве. У нее кружилась голова.
– Я его… трогаю, – застенчиво объяснила Аня, глядя на Лену огромными синими глазами, синее, чем у куклы.
– Зачем? – слабо спросила Лена.
Аня посмотрела на нее заговорщически, словно хотела передать больше, чем могли вместить слова.
– Мне нравится, – сказала она. – Могу тебе тоже дать… потрогать.
Ее голос, такой же тихий, как раньше, соединял знакомые нотки испуга с манящими интонациями, намекавшими на непристойность еще более глубокого свойства, чем та, что уже прозвучала.
Лена облизала губы.
Аня, возможно, увидев, что собеседница не убеждена, добавила пораженным шепотом:
– Он… открывается.
К счастью, в этот момент у нее на столе что-то загудело. Она проворно вспорхнула, и ее каблуки звякнули об пол. Лена опустила лоб в ладони и уставилась дикими глазами в стол.
Аня щелкнула тумблером, и комната наполнилась статиком интеркома.
– Ты… эта… – хлюпнул жидкий мужской голос. – Попроси новенькую зайти.
– Хорошо, Эдгар Петрович, – пискнула Аня.
Их взгляды встретились. Анин круглоглазый не выражал ровным счетом ничего. Она сделала едва заметное движение головой в сторону обитой кожей двери, и ее глаза, если такое было возможно, еще немного расширились.
Лена встала, нервно провела руками по бедрам – то ли отряхиваясь, то ли ритуально себя очищая – и неровной походкой направилась к двери. С полпути она вернулась и схватила со стола чистый блокнот, кем-то оставленный или приготовленный, и ручку.
Дверь открылась легко, но оказалась массивной и звукоизолированной, потому что из-за нее сразу ударил в уши резкий звук телевизора, до этого неслышного. Большую часть кабинета занимал стол на десять мест из полированного