даже в том случае, если Сталин попытается перенести центр тяжести военных операций в другое место. Германские круги заявляют, что германское наступление на столицу большевиков продвинулось так далеко, что уже можно рассмотреть внутреннюю часть города Москвы через хороший бинокль»[8].
В первых числах декабря командарм произвел перегруппировку войск, сосредоточив главные силы армии на левом фланге. Нашей дивизии предстояло атаковать противника в Тихвине с южного и юго-западного направлений. Мы сманеврировали на этот новый участок заблаговременно, быстро и незаметно для врага. Пришлось переместить и мой наблюдательный пункт. Его вновь оборудовали на стройной вековой сосне на опушке леса. К тому времени я так натренировался, что карабкался на дерево, как кошка, по узким березовым планкам, набитым прямо на ствол в виде лестницы. На смотровой площадке тоже все было привычно, вплоть до полевого телефона, повешенного на толстый сук.
В ходе боя телефонный аппарат становился, что называется, горячим. Однажды только я успел переговорить с командирами полков, как началась контратака противника. Надо было отдавать распоряжения артиллеристам. Телефон же зазвонил сам. Вот, думаю, не вовремя. Девушка-телефонистка сообщила, что будет говорить товарищ Иванов. Такой у нас действительно был в штабе армии, руководил он, кажется, каким-то видом снабжения.
Беру трубку, а сам думаю: разбирает тебя нелегкая, не мог выбрать более подходящего времени…
Говорю, однако:
– Кошевой слушает.
– Здравствуйте, товарищ Кошевой! – послышалось в трубке. Голос немного глуховатый и вроде бы с акцентом.
А меня злость разбирает: «товарищ Кошевой», «здравствуйте»… Нет чтобы сказать, как полагается, – по таблице позывных!
Сухо отвечаю:
– Здравствуйте! Я вас слушаю.
– С Тихвином пора кончать, товарищ Кошевой, – неторопливо сказал мой собеседник, делая ударение на слове «пора». – Желаю вам успеха.
На этом разговор прекратился. Я повесил трубку раздраженный. «Желаю вам успеха»… «С Тихвином пора кончать»… А кто этого не знает? Мог бы – давно бы кончил…
Немного спустя позвонил К.А. Мерецков:
– Говорил с тобой Иванов?
– Говорил, – равнодушно ответил я.
– А ты знаешь, кто такой Иванов?
– Как не знать: Иванов из вашего штаба.
Мерецков хмыкнул в трубку:
– Да ты что? Звонили из Ставки.
Тут уж я поразился:
– Кто же?
Командующий помалкивал. Тогда я вспомнил его разговор с маршалом Б.М. Шапошниковым, который происходил при мне, и догадался:
– Шапошников?
– Еще выше…
Тут только я понял, что со мной, командиром дивизии, находящимся на поле боя, говорил сам Верховный Главнокомандующий Вооруженных Сил СССР И.В. Сталин.
Разговор заставил задуматься о многом. Он не только напоминал, как важно для Ленинграда освобождение Тихвина. Сам факт особого внимания к нам помогал смотреть