меня, правда?
– Правда. – Я даже не покраснела.
– Вот и отлично. – Он присел рядом со мной и вынул из кармана очки с толстыми линзами: бедняга, он действительно был почти слеп. – Слава богу, наконец-то их нашел… Они лежали в ванной, представьте себе. Извините, что заставил вас ждать.
– Ну что вы! – Я готова была сидеть здесь сутками, лишь бы заполучить Деву Марию относительно законным способом.
– Где мне нужно расписаться?
– Вот здесь. Вы взяли паспорт и завещание?..
Гольтман водрузил очки на нос, пробежал глазами текст, поставил трогательную закорючку и мельком взглянул на меня. И больше уже не отрывался от моего лица.
Сначала я даже не поняла, что произошло. Глаза Гольтмана за толстыми стеклами очков наполнились ужасом и едва не вылезли из орбит, плохо выбритые щеки посинели, и мне показалось, что он сейчас умрет.
– Что с вами, Иосиф Семенович? – Я невольно потянулась к нему.
Гольтман отшатнулся от меня, как от омерзительной гадины.
– Я знал… Я знал, что ты придешь убить снова, что ты не оставишь нас в покое…
– Что с вами? – Я снова попыталась придвинуться к нему, но он сполз с оттоманки, бухнулся на колени и поднял руки, худые и бледные.
– Я знал, что ты вернешься, рыжая бестия… Я чувствовал это…
Рыжая бестия… Неожиданная догадка поразила меня, и я с трудом удержалась, чтобы не рассмеяться: портретное сходство с Девой Марией, вот о чем я забыла. «Рыжая в мантии» была точной моей копией, а он не мог разглядеть моего лица, пока не надел очки. А когда разглядел – страшно испугался. Испугался по-настоящему. Сумасшедший книжный червь, жучок-короед, готовый источить готику Эссена вдоль и поперек. Все происходящее выглядело смешно и пугающе одновременно. Он действительно меня боится, боится до смерти, он верит в черную магию картины. Что ж, тем лучше, не мытьем, так катаньем. Я всегда была изворотлива, еще в академии я добывала зачеты самыми невероятными способами. Недаром Жека зовет меня авантюристкой.
Так что сейчас или никогда. Всадники Апокалипсиса будут мной довольны.
Я загнала остатки совести в предназначенную для них клетку (не очень-то они и сопротивлялись) и решила сыграть роль рыжей бестии до конца. Мне потребовалось всего несколько минут, чтобы сосредоточиться. И все эти несколько минут Гольтман беспомощно отползал от меня.
– Не стоит меня бояться, – нейтральным голосом сказала я и засмеялась.
Непристойным в моем понимании смехом. Должно быть, он не слишком отличался от смеха девушки на картине, и Гольтман затих.
– Чего ты хочешь? – пролепетал он. – Чего ты хочешь от меня?
– Забудьте о картине. Забудьте и никогда о ней не вспоминайте. Езжайте в свой Эссен, и никто вас не потревожит. Никто и никогда.
– Боже мой!..
– Не стоит призывать бога. Вы должны пообещать мне, что никогда не вспомните о картине, иначе… Не стоит повторять участь дяди.
Гольтман сжался на полу. На секунду мне стало жалко его, но в конце концов он сам виноват