комната – одна семья. Семья, это одинокая женщина. Кое-кто из одиночек жил с престарелой матерью, лишь единицы имели детей, одного, не более. Из мебели кровать для хозяйки, лавка для ребёнка, стол, два табурета, сундук, чемодан под кроватью и печь, которая грела, и на которой готовили пищу. Убожество и нищета не смущали жильцов барака, они были рады тому, что имели, а имели они лишь каторжную работу и по праздникам бутылку водки, а в будни флаконы с тройным одеколоном вместо неё. Вот в таких нечеловеческих условиях жил рабочий класс, народ первого в мире социалистического государства, народ освободитель мира от фашизма. Жил, нет, существовал! Существовал в годы войны и после неё ещё 25 лет. Лишь в 1970 годы бараки снесли и всех жильцов переселили в хрущёвки, райские жизненные условия того времени, где в каждой квартире был тёплый туалет, ванная комната, спальня и кухня. Но до того благодатного времени очень далеко, мне ещё восемь лет, значит, есть что вспомнить. Возвращусь сам и введу тебя, потомок, в годы моего школьного детства. Зайду в потаённые уголки моей памяти, вынесу на свет божий период беззаботного счастливого детства, когда не нужно было изучать программирование, когда в первом классе по слогам учились читать: «Ма-ма мы-ла ра-му». Когда весь первый класс упорно выводили палочки и крючочки, а они, капризные «бяки», не хотели ровно ложиться в разлинованные строки тетради по письму. Когда не было шариковых авторучек, когда писали перьевыми ручками, обмакивая пёрышки в чернильницу, и с нажимом выводили каждую букву. Нас учили красиво писать, но не всем это было дано. Я всегда ошибался с нажимом, когда и куда нажимать для меня было проблемой (Ну, не моё это, и что поделаешь. Кому-то дана каллиграфия, а кому-то нет), и буквы у меня не ложились стройными рядами, они гуляли вправо и влево, но кляксы я ставил очень редко, всё-таки старался. Но капли чернил всё же иногда скатывались с пера на тетрадь, и это происходило именно тогда, когда буквы получались красивыми. Обидно, упала, и промокашка была бессильна возвратить красивым буквам первоначальный вид.
Второй класс и третья школа, третья «первая» учительница моя. Меня записали в школу №8, что на площади Свободы. Мать говорила, что когда-то в этом здании размещалась женская гимназия. Школа, двухэтажное деревянное здание было старое, но не носило следы ветхости, его учебные классы были просторны и светлы. В классах всегда было сухо и тепло. На первом этаже располагались учительская и первые пять классов, а у входной двери рядом с тумбочкой на стуле сидела женщина вахтёр, строго следящая за порядком в школе и возвещающая звонком, большим ручным колокольчиком, конец занятий и конец перемены. На второй этаж вела крутая змеящаяся лестница. Поднявшись по ней на второй этаж, мы входили в коридор, по нему десять шагов влево и дверь в спортивный зал, исполняющий в праздники роль актового, направо коридор полз узкой лентой, по обе стороны которой располагались классы с шестого