Андрей Вилхович Туоми

Слезы ангела. Сборник рассказов


Скачать книгу

а тем более белый. Его нельзя, например, испоганить, как кашу или суп, он – готовый продукт, испеченный к тому же на гражданской пекарне. Поэтому даже с чаем, в который для цвета плеснули обеденный компот, а для подавления мужского достоинства добавили бром, он был необычайно вкусен.

      Чаепитие длилось недолго. По команде батарея встала, водрузила на место головные уборы и поскакала в обратном порядке на улицу. Путь курсантов лежал всего в двух метрах от окошка "хлеборезки" – места, почитаемого в армии не менее чем каптерка. Тут же стоял с нарезанным хлебом, приготовленным для сержантов "учебки", которые могли в любое время его оттуда взять, что категорически запрещалось бойцам первого года службы. Однако наиболее ловкие солдатики, уже усвоившие жесткие правила игры в Советской Армии, на свой страх и риск умудрялись стянуть ломоть-другой хлеба. И сегодня все прошло бы как обычно, если бы инструктор, младший сержант Левадный, не поймал за этим делом доходягу Мацько из первого взвода, который ухватил слишком много и не успел рассовать все по карманам.

      "Качок" Левадный, как котенка, выхватил Мацько из колонны бегущих и прижал его к стене.

      – Что, душара3, не хватает? Не хватает? – повторял он, постукивая курсанта кулаком в грудь – по второй пуговице, которая больно втыкалась в грудную кость. – А ну, положи на место, – он слегка толкнул Мацько, и тот, пролетев метр, шмякнулся на пятую точку прямо у стола.

      – Оборзели, сынки, оборзели, – Левадный не спеша, вразвалочку, направился к выходу, сминая строй и наводя беспорядок в колонне бегущих.

      На улице он подошел к старшине и громко, чтоб слышали остальные сержанты – замкомвзвода и инструкторы (некоторые из них, чего греха таить, сквозь пальцы смотрели на то, как молодые таскают хлеб), повторил свое замечание по поводу борзости духов.

      Война как будто этого и ждал. Его щеки вмиг покраснели, а лычки на погонах – под напором командирского начала – стали канареечно-желтыми. Угрожающе желтыми. Выждав, пока батарея выстроится, откашляется и проплюется, Война всех "заровнял и засмирнил", а затем приступил к экзекуции.

      – Та-а-ак! – мрачно протянул он. – Значит, кого-то у нас нехватка долбит, та-а-ак. Значит, у нас солдатам Устав – побоку. Так? – Война замер, давая возможность самым трусливым освободиться от хлеба. – Ну-ну, посмотрим, кто у нас самый голодный!

      Старшина разомкнул строй и стал прохаживаться между солдатами, внимательно смотря под ноги.

      Война дослуживал свой срок и знал до тонкостей все хитрости курсантов, через его руки прошло уже две "учебки", и потому он наверняка знал, что в строю найдутся те, кто поспешит кинуть хлеб на землю из страха быть наказанным. Вскоре старшина вытащил из строя по очереди троих: литовца Янкявичуса, узбека Хайтметова и мурманчанина Лазарева. Поставив их лицом к батарее. Война начал гневно позорить виновных в надругательстве над святым продуктом. Была ли его речь заученной армейской заготовкой или искренним порывом души (до армии старшина работал