в тот момент директора, а я взял и уехал. К тому же наступили школьные каникулы.
Естественно маму и Верняковского выпустили, немедленно. Но неделю они с ним отсидели, опять, же, ни за что.
В апреле 1941 года мама родила дочь, ее назвали Маргаритой. Верняковский весь апрель месяц пробыл на сборах командного состава Красной Армии в городе Бресте. В начале мая мы уехали всей семье в город Рогачев к моей бабушке Ольге Михайловне.
В Рогачеве заболела Маргарита, и 19 июня 1941 года умерла. Верняковский сделал маленький гробик и мы похоронили малютку на городском кладбище, рядом с похороненными маминым папой и мамиными дедушкой и бабушкой – Устиновичами.
22 июня началась война. 1 июля мама пошла в Рогаческий горком партии. Она была кандидатом в члены ВКП (б). Пришла домой и рассказывает, что ее принял первый секретарь горкома товарищ Суворов. Она ему сказала: «По слухам, немцы подходят к Рогачеву и вот-вот займут его. Может быть, нужно срочно эвакуироваться вглубь страны». Суворов на нее разорался: «Вы паникуете и как паникершу, и к тому же члена семьи врага народа, если будете продолжать в таком же духе, то мы вас расстреляем». Мама на припечке разложила небольшой костерчик и сожгла свою кандидатскую карточку в члены ВКП (б). При этом она говорила: «С таким дураком как Суворов я в одной партии состоять не буду».
В ночь с 1 на 2 июля этот Суворов, вместе с другими руководителями района уехали за Днепр, взорвавши за собой мост. В 1944 году я с бабушкой приехал в освобожденный Рогачев. Жители Рогачева говорили, что товарищ Суворов всю войну пробыл в партизанском отряде. Но вот недавно его арестовали за то, что он в начале июля 1941 года преждевременно покинул город, взорвавши за собой мост через Днепр.
Весь день и всю ночь 2 июля наша артиллерия из-за Днепра буквально уничтожала город. Горели дома жителей и другие здания города, была разрушена церковь. Мама хотела все же уйти из города пока его не заняли немцы, как-то перебраться через Днепр и эвакуироваться вглубь страны. Нас обещал вывести из города бывший полковник царской армии (не помню его фамилию), поздним вечеров 2 июля. До глубокой ночи: мама, Верняковский, я, мой брат, сын Верняковского – Володя, тетя Женя, и сопровождающий нас полковник, пролежали в огороде до поздней ночи и никак не решились перейти хотя бы улицу, такая была стрельба. Горели дома рядом с нашим домом. Каким-то маленьким осколком я был ранен в ступню, и мы тот час же вернулись в дом. Полковник ушел к себе домой.
Верняковский забрался на крышу дома и поливал ее водой. Мы всей семьей носили ему воду из Днепра. Это делалось, чтобы не загорелся наш дом. Т.к. с соседнего горящего дома летели искры, и просто пылало жаром. От которого могла загореться деревянная крыша нашего дома. Бабушка же взяла в руки икону Николая Угодника (так она говорила), трижды обошла вокруг дома, несмотря на обстрел. Потом она хвалилась, что это она своей молитвой не дала загореться дому.
3 июля