вкатился в комнату, а голос неизвестного буяна оформился в звуки сквернословия.
Мат долетал снаружи, смешивая с грязью небо и землю, правду и справедливость, зло, добро и космических богов.
Осколки стекла посыпались Северину за воротник. Стащив «прохладительную» рубашку, он вытряс их на пол, на ладони остался слабый мазок крови. Сквернослов возле палисадника не унимался, адресуя свои оскорбления Джури, а заодно и всему миру и каждому человеку в отдельности.
Послушав немного, Мик не выдержал и захохотал, а сам Джури, ничуть не потеряв хладнокровия, почти сразу же выбрался на веранду. Там он и стоял, очень уверенный, с только что открытой бутылкой пива, прижатой культей ладони к груди, и отбивал такт уцелевшими пальцами по перилам.
– Там-тарарам, тарарам, тарарам.
Ругатель, сезонный рабочий из Ахаратауна, погрозил Джури волосатым кулаком:
– Не смей лапать Кэтти, ты, кусок говна! Девушка не про тебя.
Белый кот Джури выскочил на крыльцо, шерсть на спине встала дыбом, а хвост сделался пушистым как метелка. Пьяница в сознании исполненного долга уже убрался восвояси. «Интересно, каким образом Джури искалеченными руками открывает пивные бутылки?»
– Пробочник прикреплен к столешнице. Остается только приложить горлышко бутылки и дернуть. А банки мне распечатывает кухонный кибер.
«Он псионик. Работает очень мягко и незаметно, и Нина, которая знала о способности Джури читать мысли, не сказала мне ничего».
– Идите в ад, – вдруг обозлившись, заявил Северин.
– Аналогично, парень. Ты очень зол, а ведь я всего лишь удовлетворил твое любопытство.
Северин вернулся в комнаты и собрал тонкие листочки, только что напечатанные кибером. Вязь надписей выглядела трудной для гравировки, но отступать уже не хотелось.
Он ждал сестру до полуночи, но девушка не вернулась. В половине первого тревога Мика сделалась нестерпимой. Он был готов бежать в темноту, но добрался лишь до ресторанчика. Зал (переполненный, как всегда) вмещал в себя и возбужденных людей, и Кэтти с ее пронзительно-яркой песней, и густые клубы табачного дыма. Нины за столиками не оказалось. Мик вернулся обратно, быстро прошел по грунтовой дорожке к крыльцу дома, в холле горела единственная лампа. Бывший солдат Оттона устроился на низкой, не по его росту, скамейке и что-то говорил, очень тихо, сблизив свое лицо с лицом собеседницы.
Северин разглядел малиновое платье, и лишь потом понял, что это не Кэт. Возле Джури сидела Нина. Псионики говорили вслух, но, возможно, к тому же обменивались мыслями.
– Я не хочу эту Кэтти – баба во вкусе Келлера, пускай ему и достается. Но я ей завидую из-за ее игры, а это противно и мучительно – завидовать женщине.
– Даже мне, потому что я не калека?
– Тебе? В моих глазах псионичка – не женщина, – жестко сказал Джури. – Я видел вас достаточно, когда еще оставался на службе. Девки самодостаточные и погруженные в себя, которые убивают днем и ковыряются в ментальном эфире ночью.