Я слушаю! – бодро ответил в трубке Илья Михайлович.– А, это ты, Антон… – узнав его, батя понизил голос.– Ты уже знаешь, что все нормально? Прямо гора с плеч…
– Илья Михайлович, я целый день, как вы сказали – дома…
В трубке стало слышно, как размешивают ложечкой сахар в стакане. Батя думал и молчал.
– Вот что, Антон… Видишь ли, вот в чем дело… После того, что нынче произошло… Я не нашел в тебе отклик… Мне бы не хотелось дальше с тобой работать… Завтра утром приходи в кадры и получи расчет. Ну, и премию, это само собой…
Антона охватила обида. Он не мог сообразить, что ответить. Почему-то стало жалко потерянный день, который, словно арестант, провел в четырех стенах, и еще вдруг вспыхнул, вспомнился образ Маши, ее глаза. С ними что-то было не так. Черные глаза, но без искры… И за Машу тоже обидно стало…
– Ладно, Илья Михайлович. Я вас понял. Только вот что!..
– Что?
– Вы запомните: скорость в городе – шестьдесят. Девяносто – только за городом, а тут – люди. Девяносто – шестьдесят – и потом, пожалуйста, опять девяносто!..
– Что ты говоришь? – Илья Михайлович перебил.– Это какой-то бред!.. Всё, счастливо, Антон! У меня дела! – президент отключил с ним связь.
– Люди тут! – повторил Антон, хоть и знал, что его не слышат.
Дикарь, трескун, романтик
1
В конце июня, в субботу утром собрали черешню, а после обеда решили копать картошку. Принялись с грядки между кустами винограда в дальнем углу участка. Вера выворачивала старой поржавевшей лопатой комья земли и дожидалась, пока ее мать, пожилая, полная женщина, медленно сгибаясь в пояснице, разворошит их руками и откинет картофилины, пока ее отец, наклоняясь с деревянной передвижной скамеечки, на которой он сидел, пошарит руками в лунках и убедится, что там пусто. Дочка Даша, пятилетняя девочка, сперва хотела им помогать, потом убежала и заигралась под деревом.
Когда залаял Матрос, Вера не обратила внимания, но послышались шаги, она посмотрела и увидела – это Дмитрий, стороня голову от ветвей, весь заляпанный пятнами солнца, идет к ним.
– Добрый день, – поздоровался он, подойдя.
Вера с родителями продолжали копать картошку – словно его не слышали.
– Вера, можно поговорить? – попросил Дмитрий.
Вера, воткнув лопату в сухую белесую землю, выворотила комок земли с засохшими в нем стеблями картошки, родители, согнув спины, стали в нем рыться руками. Верин отец, ощупывая ладонями лунку, вдруг ворчливо произнес:
– Ну, иди, поговори с ним – чего он приехал?
– Нелегкая его принесла, – буркнула Вера, однако, помедлив, воткнула лопату в борозду и, скомандовав Дмитрию, – Пошли! – увела его по тропинке мимо шпалеров винограда к маленькой хибарке у забора, подальше от дерева, под которым играла Даша, их дочь.
Они разговаривали там минут десять. Ничего не слышно было, что они говорят, и их самих не видно было, только маячил за листьями Верин цветной халат.
– Давай, будем продолжать, что ли? – сказала