дон Родригу сделал глубокую паузу, пригладил усы, и произнёс таинственно:
– И чтобы не накликать беду на уважаемых колдунов, называть их по имени запрещено.
– Нет, в этом всё-таки что-то есть, – потрясённо выговорил сквайр. – Вот взять хотя бы сегодняшний страшный случай.
– Мракобесие в этом есть, мистер Трелони! Мракобесие и больше ничего, – яростно забубнил доктор.
Сквайр растерянно улыбнулся и проговорил с запинкой, вспоминая недавнее:
– Носильщики так прыгали, а между тем… Покойник у них не упал с носилок.
– Не упал, потому что был привязан! – зашипел в ответ доктор.
– Как это привязан? – воскликнул сквайр.
– Крепко! Травой! – доктор почти кричал. – Травой он был привязан!
– Но у них шла пена изо рта… И эти конвульсии, – упорствовал сквайр.
– Ваш дорогой колдун дал им что-нибудь выпить!.. Или они грибов объелись! – прокричал доктор и криво ухмыльнулся.
– Тише, господа, вы разбудите деревню, – негромко сказал капитан.
Джентльмены перестали спорить, они молча смотрели друг на друга, сверкая глазами. В наступившей тишине вдруг раздался голос португальца.
– Когда этого несчастного тащил крокодил, он кричал: «Я ни в чём не виноват», – произнёс дон Родригу, помолчав, добавил: – Мне рассказал Жуан.
Мистер Трелони судорожно сглотнул.
****
Ночью капитану приснился сон: он тонул в Северном море и падал на дно Доггерлендской банки.
Глаза его были открыты, руки подняты к голове, он быстро и неудержимо скользил ногами вниз, словно увлекаемый сильным подводным течением. Мимо его глаз в сизой прохладной мгле воды проносились пистолеты и ножи всех образцов и времён, они шли на дно быстрее его, но всё же он успевал выхватить, выдернуть взглядом из общего великолепия этого тонущего арсенала особо понравившиеся ему экземпляры, и в этом не было ничего странного… «Так и должно быть и так всегда бывает, когда тонешь», – думал он, глядя на стремительно летящий от него кинжал эпохи Реформации. Кинжал крутило, развёртывая всеми гранями, поворачивало и, наконец, втянуло в возникшую вдруг далеко на дне песчаную воронку, которая разрасталась, ширилась и скоро поглотила капитана целиком.
В следующий миг он понял, что стоит на песчаном дне: песок был светлый, волнистый, причудливо извилистый, какой и бывает обычно на отмелях. Во все стороны от ног капитана по этому песку тянулись резкие тени, и их было много, и они крутились вокруг его ног в одном направлении, как стрелки огромного циферблата. Потом вода, в которой он стоял, неровно окрасилась красным, алым красным, и этот цвет рос, пульсируя и растворяясь, но становясь почему-то ещё ярче, ещё насыщеннее, и когда капитан перестал уже что-либо видеть и понимать в этой кровавой и мутной воде, он испугался до ужаса и распахнул глаза…
****
Доктор Легг заметил этих муравьёв ещё утром, когда те только-только начали укладывать себе дорожку песком.
А