молодой человек и засмеялся, – у него было такое воображение и сила убеждения, что я не раздумывая последовал за ним!
Анжелика вновь сидела в кресле с высокой спинкой. Ей было необходимо чуть передохнуть, чтобы привыкнуть к этой новости.
– Дорогая моя, – сказала она, обращаясь к Северине, которую взволновал вид госпожи, – сходи завари мне страстоцвета и принеси горячего настоя. Возьми вон мешочек у меня из шкатулки.
Посетитель подогнул под себя длинные ноги и уселся на квадратную подушку вроде табурета, набитую конским волосом, которые принято было иметь тут в изобилии в каждом доме. Анжелика все еще не могла прийти в себя от его вида. Настоящий призрак!.. И более того! Выживший.
Когда Флоримон нашелся, он ни разу не заговаривал с ней о Натанаэле, и иногда, вспоминая об этом, Анжелика намеревалась расспросить сына о его попутчике. А потом забывала, полагая почему-то, что юные авантюристы расстались еще до отплытия.
И вот он в Америке.
Что изменилось в нем за эти годы, не считая, конечно, того, что он вытянулся сверх всякой меры?
Наблюдая за ним, Анжелика подумала, что он все же был привлекательнее отца, бедняги Исаака Рамбура, – тот был таким же тощим и длинным, но с широкой грудью. Он умер, отчаянно дуя в рог со своего донжона, тщетно взывая о помощи себе, гугеноту, брошенному в самом сердце собственной земли на растерзание королевским драгунам, этим «обутым в сапоги миссионерам».
Она не могла позабыть жуткие звуки охотничьего рога, плывущие над лесом, в то время как первые языки пламени лизали окна подожженного замка Рамбуров.
Волнуясь, она отметила про себя, что молодой человек, кажется, ничего не знал о том, что случилось с его близкими. Он говорил о них в настоящем времени.
Анжелика чувствовала, что не сможет так сразу ни объявить ему, что он потерял всю свою семью, ни рассказать о другом убийстве, совершенном в Старом Свете, особенно после утреннего рассказа на совете пресвитерианских пасторов о том, что произошло в Свете Новом.
И вот опять при одном лишь воспоминании появилась беспокоившая ее боль, ноющая и непонятная, рождавшаяся, как ей казалось, в области поясницы. Хотя сейчас ее заботило иное, она постоянно возвращалась мыслями к берегам Салема, продуваемым сильнейшим ветром, к морской пене, к кричащим вдали от привычных непроходимых и густых лесов птицам, к узкой полосе полей в родном Пуату, рассеченных пустыми дорогами, где когда-то разыгрались и будут еще разыгрываться скрытые трагедии, порожденные религиозными гонениями. Воспоминания разделял океан.
– Нам с Флоримоном и правда тем летом было довольно скучно в Плесси, – продолжал Натанаэль де Рамбур. Вы не помните, мадам? Солдатня просто кишмя кишела, даже до вас добрались, хотя вы и не были гугеноткой. А этот, как его, Монтадур, их командир, он прямо всеми командовал, будь то католики или протестанты, дворяне или простой люд, какой жуткий типчик! Ужасное было время!
Тут вернулась Северина, неся на маленьком серебряном подносе дымящуюся чашку с двумя ручками. Она неприязненно