что заставлял крестьян в ее родном Пуату ходить к определенным лесным родникам.
Вода же, которая хранилась в фаянсовой чаше госпожи Кранмер, вряд ли обладала особыми свойствами и силами; во всяком случае, она была ужасной. Служанки явно не утруждали себя и не протирали внутренние стенки этого хранилища. Анжелика чуть поморщилась, что не ускользнуло от внимательного взгляда Онорины.
– Я пойду принесу тебе воды из колодца, – решительно сказала она и быстро слезла с сундука.
Анжелика успела удержать ее, когда та была уже на лестнице. Она уже представляла, как дочь наклоняется над колодцем и поднимает ведро, наполненное прозрачной водой. Поэтому она удвоила силы и стала уверять, что ей совершенно ничего не нужно, лишь бы та отказалась от своего намерения.
– Понимаешь, я уже напилась. И теперь, я прямо чувствую, ангелы спустятся и будут меня охранять.
Растрогавшись, она обхватила ладонями круглую детскую мордашку и внимательно посмотрела на нее.
– Дорогая малышка, – прошептала она. – Как ты добра ко мне, и как же я тебя люблю!
Кто-то наконец вернулся в дом, и по плитам вестибюля застучали сапоги.
На сей раз Онорине удалось улизнуть. Она узнала шаги отца, графа де Пейрака. Обняв его за шею, она зашептала ему на ухо:
– Мама грустит, и мне никак ее не развеселить.
– Положись на меня, – ответил ей так же заговорщически Жоффрей де Пейрак.
– Мне кажется, никогда еще утро не тянулось так долго, – вздохнула Анжелика, когда он вошел к ней в комнату.
– Мне тоже. Я вас понимаю. Вы вовремя удалились, с чем вас и поздравляю. Какое же ужасное собрание… Я просто счастлив, что смог увидеть, насколько представители сильного пола могут быть уверены в себе и самодовольны, совершенно не сомневаясь в верности каждого своего шага. Действительно, как не восхищаться тем, с каким безошибочным чутьем лучшие представители этой высшей расы, к которой я по воле Божьей принадлежу, хвала Ему, выбрали тему для обсуждения, решив в исключительном порядке пригласить на совет женщину, чье мнение они уважают.
И на этот раз, чтобы отвлечь Анжелику от забот, Жоффрей, по своему обыкновению, смог развеселить ее. Одного его присутствия было достаточно, чтобы ей стало легче и волнения ее рассеялись.
– Не относитесь слишком строго к вашим старейшинам и схоластам-пуританам, – сказала она. – Они ведь не скрыли от меня причину, по которой хотели видеть меня на совете. Я не только не обижаюсь на них, я их прощаю. Я хотела бы, чтобы вы уверили их в том, что я приняла во внимание возобновление войны с индейцами на границах их колоний. Я к тому же поразмыслила над тем, какую помощь может нам оказать Пиксарет.
– Ах! Хватит о войнах и кровопролитиях, – сказал Жоффрей непринужденным тоном. – Это игра, которая, увы, закончится не так скоро; не будем о ней забывать, но и здравый смысл подсказывает, что мы должны научиться выкраивать из драгоценных часов повседневной жизни время досуга и охранять наш собственный покой. Поговорим же о том, что тревожит вас, дорогая моя. Я вижу, что вы осунулись, у вас