на борту, однако она отклонила его предложение. Судно должно было быть готово сняться с якоря, для чего всей команде на заре надо было буквально сбиться с ног; с другой стороны, она не хотела своим пренебрежением оскорбить хозяев, принимавших их в своем доме.
Солнце пекло все меньше, и было уже около четырех часов пополудни, когда они ступили на твердую землю, как всегда, в сопровождении небольшой группы испанских солдат из личной охраны графа, вызывавшей любопытство и восхищение повсюду, где бы они ни проходили. Их положение наемников на службе у знатного французского дворянина свидетельствовало прежде всего о независимости графа де Пейрака и о том, что состояние он приобрел собственным трудом, а не получил в дар от некоего могущественного монарха. Все это не могло не импонировать «новым англичанам», которые, к какому бы поселению они ни принадлежали, были одержимы чувством независимости по отношению к метрополии, особенно с той поры, как Карл II подписал Навигационный акт. «Беззаконие!» – с одинаковой горячностью утверждали как пуритане Массачусетса, так и католики Мэриленда.
Им было хорошо.
Анжелика чувствовала, что весь день Жоффрей не сводил с нее глаз. Если бы не удовольствие, которое доставляло ей его внимание, она непременно упрекнула бы себя за то, что поделилась с ним своими волнениями, как оказалось напрасными, до такой степени она ощущала себя теперь набравшейся сил.
Несмотря ни на что, ее устраивало, что из-за ее недомогания было принято решение как можно раньше покинуть берега Новой Англии и, не заходя в другие порты, взять курс на Голдсборо.
Хотя он и не стал об этом говорить, она была уверена, что он организовал самый настоящий розыск Шаплея и на крайний случай навел справки о местонахождении компетентных врачей.
Анжелика же не слишком доверяла каким бы то ни было врачам, где бы они ни находились, за исключением корабельных хирургов, нередко искусных, но нечистоплотных. Непритязательным жителям Новой Англии приходилось вступать в схватку с болезнью, как с дьяволом. Один на один.
С первых же шагов они столкнулись, то ли случайно, то ли намеренно, с весьма уважаемым Джоном Ноксом Маттером, который приблизился к ним, придав своему суровому лицу как можно более приветливое выражение. Они мельком видели его на утреннем заседании совета, куда он специально прибыл из Бостона. Анжелика знала его еще по Голдсборо, где принимала его два года назад во время памятного банкета на пляже и где он чокался с собравшимися – неуступчивыми посланцами из Массачусетса и скромными набожными францисканцами в рясах из грубой серой шерсти, французскими гугенотами и бретонскими кюре, пиратами Карибского моря, ветреными офицерами-англиканцами королевского британского флота, а также джентльменами и акадскими арендаторами, шотландцами и даже индейцами; все они сидели за одним столом – длинной доской на козлах, покрытой белой скатертью, – пребывая в состоянии чисто французской эйфории, пробужденной хмельным вином