Порядки наводить. И под псевдонимом, а то позор. Потом, конечно, нужно будет самому увидеться с ним, но… Не сейчас. Потому что атакуют другие события. Хорошие.
Сверкающий праздник надвигался из будущего – волной до небес, и вот ровно в полдень бабахнули старинные пушки, Праздник стал настоящим, а он перестал толком соображать.
Для каждого императора священным долгом было провести представление своего наследника самым впечатляющим образом, одновременно устроив праздник и для каждого ребенка в Империи. Ярун, конечно, перестарался: дым салютов в бездонном высоком небе, сияющий Стоград, парад воздушного Флота, величественные многолюдные церемонии со звоном древних колоколов, Олимпиада, гонки океанских парусников, сказочные представления для детей и толпы малышни с серебристыми коробками императорских подарков, гимны и праздничные службы в храмах – а в центре Праздника маленький нарядный мальчик в черном, с которым трудно себя соотнести. И музыка, музыка везде, торжественная, точная, великолепная – но от нее он уставал больше, чем от всего остального. Ему всегда было трудно хорошую музыку перенести – она била по нервам. А чувств и без того хватало. Он, конечно, не растерялся ни на секунду, но себя собой не чувствовал: слишком много церемоний, слишком много торжеств. Слишком много поздравлений. Разговоров. Нарядных гулких залов. Девчонок с букетами.
Надо терпеть: этот душевный порыв всех взрослых, для которых полвека назад тоже устраивались волшебные представления с подарками и такой же грандиозный праздник – из тех вещей, что объединяют государство так же прочно, что и Золотые вечерние службы. Так что это – тоже работа. А сам праздник радовал лишь тогда, когда рядом или хотя бы невдалеке был Ярун. Если на какую-то церемонию нужно было отправиться одному – ну, ничего страшного: улыбки, фразы, умные разговоры, этикет. И стойкость. И еще больше – терпение.
Конечно, собственная отстраненность и даже равнодушие к торжествам, к их величию и размаху немножко удивляли. Он был звездной зверюгой, Драконом, который теперь помнил себя ничего на свете не боящимся тощим, грязным, блохастым Кузнечиком, свистом подзывающим ветра, и это говорило ему о его сути больше, чем любые впечатления извне. Голый, весь в золе и пепле пустынных костров талисман каравана теперь надежно защищен броней могущества, драконьей чешуей и межзвездной тьмой космоса – чего ж он так не рад этому Празднику?
Но Ярун рассердился, когда Сташка сказал, что больше чувствует себя звездным зверем, чем ребенком. Очень рассердился. Превращаться в обычного дракона и летать запретил. И сознаваться всем людям в том, что он есть созвездие – тоже. Нельзя. Мол, и без того его явление вынесет мозги большинству. Сташка подчинился, потому что Ярун прав – еще не время. А вот в Мистериях… Там без полетов не обойтись.
В первые дни праздник все-таки радовал. Потом, урывками наблюдая за собой по массовому телевидению, он удивился точному попаданию во всеобщую мечту о волшебном