и отпивался горячим молоком после службы, где пел больше обычного. В темное окно стучал холодный сумрачный дождь – здесь, на южном материке, стояла поздняя осень, и дико было читать дату на календаре – апрель.
– Иди сюда, – позвал Ярун. – Выскажись…
Сташка поднялся, скользнул сквозь экраны, следя, как цветные метки празднично проплыли по одежде, вышел к ним. Новый человек, еще, оказывается, не ушедший, смутился – Сташка тоже, потому что из обычной парадной черной кожуры успел переодеться в спортивные штаны и футболку – его еще ждали обычные ежедневные упражнения и бассейн. А футболка была позорно детской, синей как море, с маленькой яркой рыбкой… Ярун задал несколько вопросов, Сташка, подумав, обстоятельно ответил. Дело касалось строительства сети новых электростанций на данном материке, и за этот проект отчитывались ему. Скоро человек ушел, а Сташка как сел в кресло, так и не мог себя заставить встать. Может, ну его – бассейн… Не уснуть бы прямо здесь.
– На, полюбуйся, – Ярун по столу толкнул ему сброшюрованную стопку только что напечатанных снимков. – Талантливые, мерзавцы. Мастера своего дела… Не знаю, что выбрать…
А выбрать из всех снимков нужно было несколько для памятного официального альбома – и для распространения на всех государственных порталах. Неделю назад они вместе выбирали пять снимков о первых днях представления. Но сейчас их раз в десять больше… Сразу – снимки нравились. Два человека, большой и маленький. Одна масть, один взгляд одинаковых синих глаз, одни черты лица. Рука Яруна на плече что-то горячо и серьезно говорящего ребенка со взрослыми глазами… Сташка перед поющим хором, глаза бешеные, губы закушены – ждет своего вступления. Сташка в Совете, слушает: взгляд аж хищный, нетерпеливый, нестерпимо умный. Летящий над Кругом ворох черных одежд, лицо ангела и синие молнии от пальцев… Сташка за своими рабочими экранами, взгляд поверх в сторону, в себя – умник…
По правде понравился только один снимок, и кто только (– Я, -созналась Сеть) смог сделать: в гравите Ярун над документами, но голову повернул к лохматому сонному Сташке, который, лежа пузом на спинке его кресла, сверху обнимает его, прижимаясь щекой к виску, и что-то, жмурясь и улыбаясь, шепчет на ухо. И Ярун улыбается, так светло, что сердце щемит. Отец и ребенок. Сташку в тот день сморило после службы. Проснувшись в гравите, он вспомнил сказку, которую Яр придумал для маленького Тага, и так обрадовался, что скорей потянулся к Яруну ее пересказать. Ух. Ему даже в голову не пришло, что кто-то их видит… Домашний снимок, скорей от чужих спрятать – и он аккуратно выдрал его из переплета. Ярун поднял бровь. Сташка показал ему снимок и спрятал под футболку. Ярун хмыкнул:
– Этот я себе хотел забрать.
– Ну, на, – Сташка вытащил снимок обратно. – Только никому не показывай, а то мы тут очень… Очень люди.
Ярун взял снимок, поглядел, чуть улыбнулся