деревушки Туркуэн, волновалось под легким ночным ветром пшеничное поле, на котором назавтра должно было состояться сражение. Можно было услышать, как скрипели под ветром жернова трех мельниц.
Идиллическая картина… Ее стоило запомнить, пока завтрашний день не уничтожил все подряд. И всех, с кем Кристоф коротал сегодняшний вечер.
Вернувшись к себе, Кристоф вспомнил какую-то молитву, наскоро прочитал ее, как обычно, и, даже не раздеваясь, сел на пол, прижавшись к палаточному холсту, и закрыл глаза, чтобы через четыре часа услышать сигнал побудки, расправить затекшее тело, и, вскочив, забрать винтовку и патронаш. В голове было пусто и легко, марево сна до сих пор застилало глаза, крики команды, дальний рокот пушек, назойливая флейта доносились до его слуха, как через пелену тумана.
«Какой день нынче?» – спросил он отчего-то у Рильке.
«Шестнадцатое, пятница».
Кристоф мысленно отнял в уме 10 дней, чтобы перейти в более привычную ему систему летоисчисления. В России должно быть шестое мая. День его рождения.
«Мне нынче двадцать», – сказал он без всякого выражения.
«Поздравляю вас», – это уже Лангенау, шедший впереди. – «Надеюсь, вечером нас тоже можно будет поздравить».
«Я тоже на это надеюсь», – и тут они ускорили шаг. Позиция их дивизии находилась на юго-востоке. Их роту поставили между двумя мельницами. В случае чего, их предполагалось поджечь, чтобы совершить обходной маневр и ударить наступающим в мало защищенный левый фланг. Но следовало успеть, пока вражеская артиллерия не размолотила постройки в пух и прах. А успеют ли они, зависело от действия трех средних колонн.
Пришлось стоять в неопределенности около часа. Их черед еще не пришел. Впереди ничего не было видно, сплошной дым. Наконец – пение трубы, команда «Marsch», повторенная многократно, от старших к младшим, из уст в уста – и вперед, под пронзительный звук флейты, перемежаемый свистом пуль и громом пушек. Laden. Auf. Zielen. Feuer. На шестом залпе Кристоф уже перестал чувствовать, что он делает. И вообще что-то чувствовать. Страха не было. Желания убежать – тоже. Только ощущение некоей неизбежности. Он выкрикивал команды и шел, методично размахивая саблей. Враги были впереди, но для него они были синими пятнами на общем бледном мареве дыма. Алые кокарды на их шляпах служили отличным ориентиром. Приметив это, он впервые усмехнулся. «Идиоты» – проговорил он. И снова цепочка тех же команд: Laden, Auf, Zielen, Feuer. И снова – шаг вперед, раздвигая сапогами смятые зеленые колосья, мимо тех, кто упал, по изборожденной снарядами почве.
…Кристоф не запомнил, когда именно все пошло не так, как должно. Синих пятен впереди стало как-то больше. Ряд дрогнул. Их теснили, выдавливая назад. Кто-то, кажется, Эккерман, сказал ему: «Справа…» – и в тот же миг покачнулся, зацепившись рукой за плечо барона. Что-то липкое – кровь, не его, чужая – окрасила белый мундир. Кристоф инстинктивно отпрянул и глянул направо.