ему понадобится в туалет, пусть бежит бегом и все делает быстро – не больше чем за мину-ту. Но это в том случае, если совсем припрет, а так пусть терпит.
– А долго все это будет? – спросила Людмила Тимофеевна, с любопыт-ством оглядывая комнату.
– Всегда по разному. Может, часа три, а может, и сутки. Во всяком слу-чае, вы должны быть к этому готовы. Вам, кстати, тоже желательно никуда не выходить. Все понятно?
– Сутки – это… – начал было Валерий, но жена тут же перебила его:
– Все, хватит! Давайте, начинайте. Мы все поняли.
– Тогда располагайтесь. Кухня – вон там, ванная и туалет – налево. Ты, – Наташа поманила Борьку, и тот, вопросительно взглянув на мать, нетороп-ливо подошел, глядя на Наташу с откровенным презрением и насмешкой, – садись сюда.
Она усадила Борьку в кресло, заставила его принять нужную позу и приказала расслабить мышцы лица, потом отошла к занавеси на проеме и еще раз проверила, как падает свет. Вроде бы все было в порядке. Людми-ла Тимофеевна, устроившаяся на стуле возле стены, внимательно смотрела сыну в затылок и слегка покачивала ногой, ее муж с кислым лицом разгля-дывал развешанные на стенах буколические картинки, вышитые крести-ком.
– Запомните, что я сказала, – повторила Наташа. – И последнее – не ме-шать мне. Не звать, не стучать, даже если дом обрушится. Все.
Она повернулась, чуть отодвинула незакрепленный край материи и про-скользнула в комнату. Тут же приколола материю к косяку, потом отвер-нула клапан и закрепила его. Вскользь глянула в образовавшееся малень-кое окошко – кресло с сидевшим в нем Борькой было видно отлично, сам же Борька в это окошко мог видеть либо ее глаза, либо шкаф за ее спиной – больше ничего. Спасет ли ее занавеска – ведь во время работы Наташа не сможет следить за своими клиентами, она будет глубоко внутри… и если кто-то попытается проникнуть в комнату, она ничего не сможет сделать. Остается только надеяться – просто надеяться, что они, несмотря на все свое любопытство, все же будут достаточно разумны.
Отвернувшись, Наташа отошла к этюднику, и тотчас маска скучающего спокойствия слетела с ее лица, уступив место тревожному хищному воз-буждению, и сама Наташа словно бы ожила. Ее движения стали быстрыми, ловкими и уверенными. В несколько минут она закончила последние при-готовления, а потом вдруг на мгновение застыла, глядя на чистый холст. В голове мелькнула мысль, маленькая, робкая – хрупкий бестелесый зверек – уйти, убежать, пока еще не поздно, оторвать от косяка эту занавеску и по-кинуть квартиру, никому ничего не объясняя. Но проклятая, неуемная, ис-сушающая жажда творить, предвкушение охоты и власти, горячие гроте-скные образы, уже роившиеся в мозгу – все они набросились на хрупкого зверька, задушили его, утащили и похоронили глубоко в сознании. Наташа вздрогнула, почувствовав, как в кончики пальцев правой руки словно вон-зились крошечные ледяные иглы, и пальцы начали мелко подрагивать. Все было готово – оставалось