конец ритуала какой-то заунывной речью. На его сухом уставшем лице, как пожар в осеннем лесу, горела улыбка. «Он не устал», пролетела мысль, «он никогда не устает».
Повеяло ирисом и майораном – кто-то выронил масляные благовония.
Если бы Магнус верил в богов, он бы сказал, что в этот момент его подтолкнула вперед какая-то неведомая сила. Но, к счастью, он в такие силы не верил, и двинулся к фециалам только потому, что знал, эта вакханалия окончена и теперь – уж по-любому – можно спокойно поговорить.
Крепкие руки магистра обняли его. Трибун похлопал брата по спине.
– Сколько Мы не видели тебя, брат? – сказал он хорошо знакомым Магнусу резким и открытым голосом. – Целая вечность прошла с тех пор, когда ты покинул Нас!
– Да… наверно. – Магнус неуверенно огляделся. На них смотрели. Их подслушивали. И тот старикашка наверху следил за ним, не смыкая глаз, как за добычей, которую нельзя упустить. – Как считаешь, может нам поговорить в другом месте? Подальше от… ну сам понимаешь.
Последние слова он произнес шепотом, чтобы эхо не разнесло их по всему храму. Магистр оффиций понимающе кивнул, и протянул руку в сторону лестницы на верхний этаж храма. Его черно-золотая тога поглощала свет.
– Как тебе будет угодно, – проговорил Гай. – С лоджии открывается захватывающий вид на Храмовую площадь. Надеюсь, ты еще не научился бояться комаров, пока ехал к Нам, добрый братец.
– Нисколько. – Магнус нашел, что лучше уж с комариным писком около ушей, но на свежем воздухе, чем в окружении фанатиков. Правда, очень скоро – когда они начали подниматься и должны были пересечь еще пару ступенек, напереймы принялся спускаться тот самый старик.
Вблизи он казался еще безумнее.
– А, познакомься, это Наш друг Хаарон, – Гай с довольной улыбкой представил ему синеволосого старика. – Более мудрого человека ты не найдешь ни здесь, ни где бы то ни было еще. О да, братец, это воистину великий человек.
Трибун преодолел себя, приветливо улыбнувшись. Получилось, скорее всего, не очень правдоподобно. Кончики его губ задрожали и оставалось надеяться, что Хаарон этого не увидел. Ну не умел Магнус притворно лыбиться. Если ему что-то не нравилось – да, его глаза могли врать, его голос менялся, подделать это не составляло труда… но по улыбке об этом узнавали все. И когда четыре года назад он появился в Сенате, старший брат сходу бросил камешек в огород амбициозному юноше в лавровом венке, вышедшему только что с порога школы ораторов: выше народного трибуна он не поднимется.
На лице авгура не дрогнула ни одна мышца, – если и были в нем какие-то чувства, ненависть или страх, то он их тщательно скрывал. Не изменились и глаза, холодные, как две проруби, с мрачно нависающими веками.
– И это твой друг? – спросил Магнус после того, как они вышли на лоджию. Прохладный, не замутненный благовониями воздух придал бодрости.
– Даже в ночи Мы