и, морщась от болевых ощущений в фалангах пальцев, продолжил выводить руны, изредка обмакивая кончик пера в чернила. Систематизируя и разбирая каждую мелочь, он отбрасывал все лишнее, все, что не касалось дела. Юридические дела составляют преторы, а они, как Сцевола уже очень давно знал, имеют склонность делать чересчур красочные описания, ибо такова традиция, говорят они. Магистру оффиций эта никчемная лирика без надобности, он – высший обвинитель, и если сторона обвинения не удовлетворена решением претора, дело возбуждается снова.
На удивление Сцеволы дело Флониса Аугалуса очень скоро подошло к последней странице. Все, что он мог сделать в данной ситуации, – отправить на поиск беглого раба еще людей, рассчитывая, что Аугалус откроет им правду сам или с помощью улик. По-хорошему, его следовало бы пытать, пока он не сознается, но к сожалению, показания под пыткой не считаются достаточными (о, как несовершенны законы тщедушного императора!). А тем временем Сцевола взял еще одно дело, и еще одно, и еще… и не было им конца и края.
Говорят, Ласнерри подарил людям сон, чтобы спасти их от безумия – участи страшнее, чем проклятие. Зов видений не оставлял Сцеволу ни на секунду – как боги, которых он когда-то слышал в своей голове. Глаза его потяжелели, дыхание выровнялось. Незаметно для себя он вышел один на один с всепоглощающим круговоротом снов, что преследовали его этой ночью. Круговоротом, который завихривал его к себе, точно оркан, стоило ему на секунду потерять бдительность. Очень скоро перо выпало из обмякших пальцев, и истошный крик чаек неведомым образом превратился в звучный голос Хаарона, пока все не погрузилось во тьму.
Жрец стоял у жертвенника и вещал о Башне. О судьбе титанов, что держат ее на своих плечах, и о двух героях с мечом и свитком, что спасают ее от разрушения. Аллегория? Метафора? Реальность? Неужели так прост и так безумен этот манерный символизм? Сцевола возвращает себе кинжал, обагренный кровью, и целует его, отпечатывая на губах липкий соленый привкус. Он смотрит на Магнуса с пониманием, а Магнус, приоткрыв рот, в недоумении взирает на Хаарона. Что в этот момент происходило в его уме, не сказали бы и всеведущие боги, но Магнус казался ему потрясенным. Когда ауспиции подошли к концу, на камнях храма поселилась утренняя роса, знаменуя восход солнца, и оба брата вышли на улицу. Тогда Сцевола впервые заметил, что братишка в задумчивости качает головой, и наблюдая, он понял, насколько трудно Магнусу дается первый шаг к пониманию истины. Попрощавшись, один из братьев отправился во дворец, другой в забытую богами харчевню – такими смешными играми боги играют перед тем, как выделить для человека крупицы великой судьбы. И вот боги протянули руку Магнусу.
Потом невидимый сновещатель растворил в круговороте снов, как в котелке с зельем, все воспоминания прошлых лет. Видение храма исчезло, и перед Сцеволой предстала их семейная вилла в Альбонте. Уютная, как и прежде, стояла она около реки, протекавшей